Ольга Дмитриева - Елизавета Тюдор

Едва она обрела душевное равновесие, проведя год в вынужденном уединении в Хертфордшире, как из Лондона пришло известие о том, что Екатерина Парр умерла во время родов. Лорд-адмирал, чьи руки оказались теперь развязаны, энергично возобновил свои попытки подняться к вершинам власти. Он очень сблизился с мальчиком-королем, стараясь превратиться в его главного советника и друга и уменьшить влияние своего брата, протектора Сомерсета. Елизавете по-прежнему отводилась важная роль в его планах. Когда в конце 1548 года казначей ее двора Томас Перри приехал по делам в Лондон, лорд-адмирал имел с ним долгую беседу, выяснив массу подробностей о состоянии финансов принцессы, принадлежащих ей поместьях и доходах от них. Он попутно дал Перри несколько дельных советов о том, какие земли можно было бы выгодно приобрести для его молодой госпожи. Должно быть, по чистой случайности все они граничили с его собственными владениями или были окружены поместьями его верных друзей. Перри поделился впечатлениями от этой встречи с Кэт Эшли, и кумушка Кэт возликовала: не иначе как адмирал возобновит свои ухаживания за Елизаветой! Но когда она спросила принцессу, вышла бы та замуж за Томаса Сеймура — ведь он великолепная партия, то в ответ услышала твердое «нет». Она очень повзрослела за год своей ссылки. Прежняя робкая влюбленность, если она и имела место, сменилась трезвой оценкой претендента на ее руку. Холодный вердикт, вынесенный девушкой, которой еще не исполнилось шестнадцати, зрелому человеку, мнившему себя великим государственным деятелем и политиком, был обескураживающим: «Он умен, но ему не хватает рассудительности».

Через несколько месяцев это полностью подтвердилось. Зимой 1549 года у Сеймура все было готово для совершения государственного переворота. По-видимому, он намеревался захватить короля, заставить его отстранить лорда-протектора и назначить себя новым регентом. Дальнейшее можно было легко предсказать: он женится на Елизавете и, может быть, со временем станет королем.

Однако ночью 17 января, когда лорд-адмирал попытался в неурочный час войти в покои Эдуарда, его арестовали, и местом его следующего ночлега стал Тауэр. Его участь была решена, и плаха явилась закономерной расплатой за попытку государственной измены.

Королевский совет, однако, заинтересовался ролью принцессы Елизаветы во всей этой истории. Знала ли она о планах Сеймура, предлагал ли он ей жениться втайне от совета и что она отвечала, состояли ли они в переписке, вели ли переговоры через третьих лиц? Положительный ответ на любой из этих вопросов означал бы, что она — соучастница государственного переворота с целью свержения собственного брата. Старый эпизод со скандалом в доме Парр был извлечен на свет и предан огласке. Не были ли они в сговоре еще при жизни жены лорда-адмирала?

В Хэтфилд-хаус, где Елизавета жила в то время, отправили некоего Р. Тирвитта, чтобы допросить принцессу и добиться от нее правды. Допросы затянулись на много дней. Если прежде вопрос о ее отношениях с лордом-адмиралом вызывал у Елизаветы краску стыда и естественное смущение, то теперь он рождал леденящий страх. Впервые принцесса оказалась так близка к эшафоту, куда на ее глазах всходили очень многие. На все вопросы Тирвитта она отвечала упорным «нет», периодически разражаясь слезами, но он не верил ее нервическим припадкам, считая их, возможно не без оснований, игрой. Ее казначея Томаса Перри и Кэт Эшли бросили в Тауэр, добиваясь признания, что они служили посредниками между Елизаветой и Сеймуром. Те отрицали все. Тирвитт, сам измотанный допросами, доносил лорду-протектору, что Елизавета, по его мнению, виновна и что-то скрывает, но от нее трудно добиться истины, ибо «у нее очень острый ум и ничего невозможно вытянуть из нее без больших ухищрений». Он подталкивал принцессу к тому, чтобы переложить вину на приближенных, которые якобы плели интриги за ее спиной, но она не предала верную Кэт Эшли. В ней взыграло упрямство, достойное отца, и сама будучи на волосок от смерти, она тем не менее послала протектору Сомерсету дерзкое письмо, требуя вернуть ей любимую воспитательницу, вырастившую ее. «Она была со мной в течение долгого времени, многие годы и положила немало сил и трудов, чтобы воспитать меня в честности, поэтому мои обязанность и долг вступиться за нее, ибо святой Григорий учит, что мы более привязаны к тем, кто нас вырастил, чем к собственным родителям. Родители делают только то, что естественно для них, то есть приводят нас в этот мир, те же, кто воспитывает нас по-настоящему, дают нам возможность чувствовать себя хорошо в нем!» Подписывалась «подследственная» с истинным достоинством королевской дочери, несмотря на то, что обращалась к тому, от кого зависела ее судьба: «Ваш убежденный друг, насколько это в моих силах».