Ольга Дмитриева - Елизавета Тюдор

19 февраля графы Эссекс и Саутгемптон предстали перед судом пэров королевства. Маршал и национальный герой Англии доигрывал свою трагическую роль с достоинством. Перед началом процесса Эссекс осведомился, может ли он вызвать каждого из двадцати шести судей на поединок. Ему было отказано, и суд над «новым Каталиной» начался. Обвиняемый настаивал на том, что не вынашивал изменнических замыслов, а всего лишь хотел «с восемью-девятью знатными дворянами, имеющими причины для недовольства, правда, не идущие в сравнение с его собственными, предстать перед королевой, чтобы, пав к ее ногам… просить Ее Величество удалить от себя тех, кто злоупотреблял ее доверием и клеветал». Они предполагали собрать парламент и предать суду Сесила, Кобэма и Рэли за то, что называли «неверным управлением государством».

Несмотря на клятвы обоих графов в верности королеве, пэры единодушно обвинили их в государственной измене и приговорили к смертной казни. Эссекс принял приговор стоически и просил снисхождения только для Саутгемптона.

Каким бы ни было решение суда, последнее слово оставалось за Елизаветой. Двор затаил дыхание в ожидании.

Фрейлины подсматривали за старой королевой, которая подолгу сидела в задумчивости в своих покоях, не смыкая глаз до утра, и втайне надеялись, что она помилует «прекрасного Робина». Было невозможно представить, что голова этого благородного героя и любимца Англии скатится с плахи и палач выставит ее на всеобщее обозрение, как голову обыкновенного преступника. Неужели ее сердце настолько ожесточилось, что она не простит ему ошибки? Противники же Эссекса молились именно об этом, и Рэли был в числе тех, кто требовал ускорить казнь изменника.

Елизавета ждала. Возможно, ей хотелось, чтобы граф сам просил ее о помиловании, но, раскаявшийся в содеянном, он тем не менее твердо готовился принять смерть без новых унижений. К ногам королевы припадали его друзья, сестра, жена, но сам Эссекс хранил гордое молчание. Елизавета обмакнула перо в чернила и подписала приговор. Но тут же отменила его. Она ждала еще сутки. Существует туманная легенда о кольце, которое Елизавета якобы подарила Роберту Эссексу в период их счастливой идиллии, пообещав, что простит ему любые прегрешения, если он пошлет ей этот перстень в напоминание о ее обещании. Ждала ли она кольца? Кто знает… На исходе очередных суток королева снова поставила свою подпись на смертном приговоре, на этот раз — окончательном. Все та же романтическая легенда гласит, что в последний момент Эссекс все же передал перстень с графиней Ноттингем, чтобы та отнесла его королеве. Это был единственный безмолвный жест отчаяния и надежды, который он мог себе позволить. Но то ли по недоразумению, то ли умышленно графиня передала его Елизавете слишком поздно, когда талисман любви уже не мог спасти графа и лишь стал его последним «прости». Нет никаких доказательств, что эта история имела место, кроме косвенного: с той поры королева невзлюбила графиню и больше никогда не выказывала к ней прежней симпатии.

Казнь состоялась 25 февраля 1601 года в Тауэре. Те, кто по долгу службы присутствовал на ней, избегали смотреть друг другу в глаза. Роберт Сесил не захотел увидеть, как примет смерть его политический противник. Что бы ни думал о нем сам Эссекс, он не добивался его гибели. Сесил ниспровергал и возносил людей росчерком пера, но топор никогда не был его орудием. Зато Уолтер Рэли пришел. Кто-то тактично убедил его не смущать графа в его последние минуты, и он встал в проеме окна арсенальной башни.

Взойдя на эшафот, тридцатичетырехлетний Эссекс обратился к присутствующим со своей последней речью, исполненной раскаяния, но и достоинства. Он и тут остался верен идеалам товарищества и прежде всего просил прощения за гибель тех, кого он вовлек в свое выступление. «Я также умоляю ее величество, страну и ее министров простить нас, — продолжал он. — Если на то будет Господня воля, он даст ее величеству счастливое и долгое царствование. О, Господи! Дай ей мудрое и чуткое сердце. О, Господи, благослови ее, ее вельмож, министров и прелатов. Я умоляю их и всех остальных снисходительно отнестись к моим намерениям относительно ее величества, ибо я клянусь спасением души, что никогда не помышлял о ее смерти или о насилии над ней, но тем не менее суд надо мной был честным и обвинительный приговор вынесен справедливо. Я надеюсь, что все простят меня, как я от чистого сердца и добровольно прощаю всех… Я прошу вас всех присоединиться к моей молитве. Пусть не только ваши глаза и губы устремятся ввысь, но с ними — сердца и помыслы, моля за меня Господа, чтобы душа моя могла вознестись над всем земным». Даже Рэли, по его собственному признанию, «плакал, наблюдая эту сцену из арсенала».