Турсун Султанов - Чингиз-хан и Чингизиды. Судьба и власть

Став ханом, Ильчигидай, как и его брат Кебек, не принял ислам, местом своего основного пребывания также избрал Западный Туркестан и продолжил деятельность своего предшественника по благоустройству страны. В частности, преемник Кебека восстановил крепость Хиндуван; по его приказу на юго-западной окраине Балха было построено большое селение, получившее название Ильчигидай, по имени своего основателя; и вообще он, по словам Махмуда ибн Вали, побуждал население «рыть каналы, сажать деревья, увеличивать число пашен и распределять участки по жребию» ( Бахр ал-асар. Т. 6. Ч. 2, л. 206). Вместе с тем Ильчигидай, согласно рассказу того же автора, обеспечивал внутренний порядок в стране и успешную ее защиту от внешних врагов. В частности, он совершил военный поход на северо-восток ханства с целью наказания «военачальников кыргызских племен» ( сердаран-и аквам-и киргиз ), которые подвергали нападениям окраинные земли Чагатаидов; оттуда Ильчигидай прибыл к берегам Иртыша и переселил тамошних «лесных жителей» ( бишенишинан ) в центральные районы своей «богохранимой страны» (судя по контексту, в юго-западные пределы Семиречья).

Ильчигидай умер естественной смертью в Карши и похоронен рядом со своим братом Кебеком, пишет автор «Бахр ал-асрар», однако не приводит дату смерти хана. Об этой дате можно косвенно судить по свидетельству доминиканца Иордана де Северака, который дважды побывал в Индии, и последний раз находился там до 1328 г. В своем отчете, озаглавленном «Описание чудес», он передает слухи о событиях в Чагатайском улусе: «Слышал я, что между двумя татарскими империями, а именно между той, что прежде называлась Катаем, а теперь называется Обсет, и Гатсарией, лежит империя Дувы и Кайды, некогда царя Капака, ныне Эчигадея, и она тянется на двести и более дней пути» ( Иордан де Северак , с. 157). Из этого сообщения можно заключить, что в 1327 г. Ильчигидай (Эчигадей), возможно, был еще жив; вероятно, он умер в 728/1327–1328 г.

После смерти Ильчигидая на престол взошел его брат Дурра (Дува) — Тимур. Мусульманские авторы характеризуют его как доблестного, справедливого и щедрого государя. Судя по сведениям китайских источников, которые приведены у Е. Бретшнейдера, Дурра-Тимур до своего вступления на престол был удельным царевичем в одной из восточных областей страны. Наиболее подробные известия об этом хане со ссылкой на источники приводит балхский историк XVII в. Махмуд ибн Вали. По его рассказу, Дува-Тимур, став ханом, переселился в Мавераннахр, как и его предшественники. Он поддерживал дружественные отношения с Ильханом Абу Саидом (1316–1335), и они часто обменивались посольствами. Однако в самом Чагатайском государстве при нем не было твердого порядка, и Дурра-Тимуру приходилось подавлять то и дело вспыхивавшие в разных уголках обширной страны мятежи. Дурра-Тимур, как и его брат Ильчигидай, совершил военный поход в «страну кыргызов», вернулся в Мавераннахр и внезапно умер; похоронен в Нахшебе. Царствование Дурра-Тимура длилось три года, говорится в источнике ( Бахр ал-асрар. Т. 6. Ч. 2, л. 206–216). Год смерти хана у Махмуда ибн Вали не приводится. В «Муизз ал-ансаб», где Дурра-Тимуру посвящено несколько строк, говорится, что «дни его правления были скоротечными» ( Муизз ал-ансаб , л. 32а). Судя по событиям в Чагатайском государстве, смерть Дурра-Тимур-хана, по-видимому, произошла в 731/1330–1331 г.

Преемник Дурра-Тимура, его брат Тармаширин, продолжал политику своих предшественников на троне. Он также жил на Кашкадарье, сделав Мавераннахр административно-политическим центром Чагатайского государства. Известны серебряные монеты с именем Тармаширина, чеканенные, в частности, в Таразе. Став ханом, Тармаширин принял ислам, а заодно и мусульманское имя-прозвание Ала ад-Дин («Слава веры») и объявил ислам официальной религией Чагатайского государства.

Мусульманские авторы характеризуют Тармаширина как сильного, справедливого государя и ревностного мусульманина. Арабский путешественник Ибн Баттута, прибыв в Мавераннахр из Дешт-и Кипчака зимой 1333–1334 гг., находился во владениях этого хана 54 дня. Ибн Баттута называет главу государства Чагатаидов в Средней Азии — Султан Ала ад-Дин Тармаширин. Вот рассказ об их первой встрече.

В один из зимних дней 1333 г. Ибн Баттута выехал из Бухары и направился в лагерь Тармаширина, который находился в окрестностях Нахшеба. «Я остановился, — рассказывает Ибн Баттута, — на несколько дней в лагере, который там называют Урду. Однажды, по своей привычке, я пошел в мечеть на утреннюю молитву, и, когда закончил молитву, кто-то сказал мне, что султан находится в мечети. Когда он поднялся со своего места, я подошел к нему, чтобы его приветствовать. Шейх Хасан и факих Хусам ад-Дин ал-Йаги доложили султану обо мне и о моем прибытии несколько дней назад. Султан обратился ко мне по-тюркски: „ Хушмисан, яхишимисан кутлу айусан “. Хушмисан значит „здоров ли ты?“, яхишимисан — „хорошо ли себя чувствуешь?“, кутлу айусан — „да будет благословенно твое прибытие!“. В это время на нем была надета зеленая иерусалимская каба , а на голове шашийа из того же материала. Султан вышел затем из мечети, направляясь пешком к месту своих приемов. Люди обступили его, представляя ему свои жалобы. Он останавливался и выслушивал каждого жалобщика, беден тот или богат, мужчина или женщина. Потом он послал за мной, и я предстал перед ним. Султан был в шатре, а снаружи, справа и слева, разместились люди. Эмиры среди них восседали на сиденьях, а их свита стояла вокруг. Остальные воины сидели рядами, держа перед собой оружие. Это была дежурная стража, которая сидит там до вечерней молитвы. Потом приходит другая смена и остается до конца ночи. Там сделаны навесы из хлопчатобумажных тканей, под которыми они укрываются. Войдя к царю в шатер, я увидел его сидящим на троне, устланном златотканным шелком, подобно минбару. Внутренность шатра была скрыта раззолоченным шелком, а над головой султана, на высоте одного локтя, висел венец, украшенный драгоценными камнями. Великие эмиры сидели на сиденьях справа и слева от него, а перед ним стояли царские дети с опахалами в руках. У входа в шатер находились наиб (заместитель), хаджиб (камергер) и сахиб ал-алама (хранитель печати). Они называют ее ал-тамга; ал означает „красный“, тамга — знак. Когда я входил, они все четверо встали навстречу мне и вошли вместе со мной. Я приветствовал султана, и он задавал мне вопросы, а сахиб ал-алама переводил. Разговор наш был о Мекке, ал-Медине, Иерусалиме — да возвысит их Аллах! О городе ал-Халила — мир ему! О Дамаске, Египте, ал-Малике ан-Насире, об обоих Ираках и их царе, а также о персидских странах. В это время муаззин возвестил полуденную молитву, и мы вышли. Обычно мы совершали молитвы вместе с ним. Это были дни сильного, убийственного холода. Но султан не пропускал ни утренних, ни вечерних молитв с общиной. После утренней молитвы до восхода солнца он садился для свершения зикра на тюркском языке. Каждый, кто находился в мечети, подходил к нему и здоровался с ним за руку. То же происходило во время послеполуденной молитвы. Если ему преподносили изюм или финики — а финики у них высоко ценятся и считаются благословенными, — он раздавал их своей рукой каждому, кто был в мечети» ( Ибн Баттута , с. 84–86).