Вячеслав Козляков - Михаил Федорович

Сопротивление сбору первой пятины можно объяснить многими неясностями при ее организации. Складывается впечатление, что в Москве сами не знали, каковы перспективы сбора этого налога, поэтому надеялись на пятинщиков, которые на местах должны были определить, с кого и сколько можно было взять денег. Как замечал В. О. Ключевский, «соборный приговор в разосланном циркуляре изложен был московскими дьяками по однообразной методе всех веков — так, чтобы его можно было понять не менее, как в трех смыслах» [137] Ключевский В. О. Курс русской истории… С. 219–220. . Собственно говоря, первую пятину нельзя даже назвать налогом. Во всяком случае, для некоторых категорий плательщиков она была опять сбором запросных денег, которые обещали зачесть в качестве уплаты недоимок за прошлые годы или при будущих сборах. Известны факты возвращения собранных пятинных денег монастырям и другим тарханщикам, имевшим льготы.

Главными объектами фискального интереса государства при взимании первой пятины должны были стать гости и купцы, занимавшиеся торговлей. Это применительно к ним действовал, прежде всего, принцип взимания пятой части «животов и промыслов». Классический вариант подобного займа — патриотический почин нижегородцев во главе с Кузьмой Мининым, отдававших в 1611–1612 годах треть своего имущества на дело организации ополчения. Здесь важно подчеркнуть, что это было не добровольное пожертвование, а принудительный заем. После того как ополчение перешло из Нижнего Новгорода в Ярославль, Кузьма Минин пришел в ярославскую земскую избу «для денежнаго збору и для кормов и запасов ратным людям по его нижегороцкому окладу», о чем красочно повествовала «Повесть о победах Московского государства». Ярославский купец Григорий Никитников и другие лучшие посадские люди вынуждены были подчиниться под угрозой конфискации всего имущества: «и вся вскоре с покорением приидоша, имение свое принесоша, по его уставу две части в казну ратным людем отдающе, 3-ю же себе оставиша» [138] Повесть о победах Московского государства / Изд. подг. Г. П. Енин. Л., 1982. С. 32. .

Начало сбора пятой части имущества и доходов в 1614 году исследователи склонны объяснять по-разному. В. О. Ключевский высказал остроумную догадку о связи пятины с общепринятым процентом при отдаче денег в рост: «на пять шестой», или 20 %. Но каждый ли человек, у которого просили деньги в запрос, был вовлечен в ростовщические операции и хорошо ли он ориентировался в текущих процентных нормах, чтобы сопоставлять его с правительственным решением? Гораздо более близкой к действительности представляется точка зрения С. Б. Веселовского, который выявил закономерность взимания налогов, кратных пяти и десяти как в России, так и в Западной Европе. Подобный счет был очень прост, потому что его буквально можно объяснить на пальцах рук!

Установить некоторую долю имущества, на которую претендовали царь, собор, московское правительство и ратные люди, было еще недостаточно. Трудности начинались с момента сбора денег, так как надо было еще уговорить торговых людей объявить свои доходы. А здесь даже те из них, кто был готов, по утвердившейся сегодня терминологии, «поделиться» с властью, неизбежно сталкивались со сложностями, обусловленными спецификой ведения дел. Вот некоторые из запутанных вопросов, которые самостоятельно пришлось разрешать пятинщикам: кто должен платить налог с денег, отданных взаймы? как распределить сбор, если часть средств купца вложена в товар? как взимать налог с производителя товара? брать ли деньги в зависимости от его стоимости (и как она определяется?), или изымать и самостоятельно продавать пятую часть? Другими словами, пятина, по усмотрению ее сборщиков, могла быть всем: налогом на движимое и недвижимое имущество, на оборотный капитал, на валовой или чистый доход. При этом интересы казны и частных лиц, естественно, сталкивались. К тому же для многих плательщиков существовали льготы. Ну и, конечно, непременным спутником подобных мероприятий становилась корысть правительственных агентов.

Пятину пытались распространить не только на торговых людей, но и на другие категории населения, что приводило к серьезным эксцессам. Особенно сложные вопросы возникали там, где сборы затрагивали чувствительную сферу взаимоотношений с нерусским и неправославным населением, которое жило в Московском государстве на условиях уплаты в казну твердо определенного «ясака». Действия пятинщиков, например, едва не спровоцировали совместное выступление чувашей и черемисов, чего не было даже в годы Смуты: «Говорили де чуваша и черемиса меж собою: по ся места де мы заодно не стояли за себя, а ныне де дождались на себя сверх ясаков лишних наметов, велено де на нас ратным людям на жалованье деньги сбирать, и чем де нам деньги на ратных людей давать, и мы де разбежимся по лесам или, собрався, станем за себя сами и денег не дадим. А русским де людям ныне и самим до себя» [139] Веселовский С. Б. Семь сборов запросных и пятинных денег… С. 40; Прил. 49. . Дело дошло до Боярской думы, которая распорядилась, чтобы пятинщики «с Казани, и с казанских пригородов и Свияжского уезда с чуваши и с черемисы запросных денег не имали и запросом бы естя на них денег не просили, а сбирали б естя деньги по нашему наказу с русских людей».