Вячеслав Козляков - Михаил Федорович

Появление таких людей — еще одно последствие Смуты. Пройдя через многие соблазны и искушения, познакомясь если не с другими странами, то с представителями других культур и вероисповеданий, жители Московского государства, по крайней мере, задумались. У них появилась точка отсчета, они смогли взглянуть на себя со стороны. Самые умные поняли, что сравнение «не в нашу пользу». Открытие сколь горькое, столь необходимое. Только выводы из этих открытий иногда ломали человеческие судьбы.

Очень характерна судьба князя Ивана Андреевича Хворостинина, бывшего еще в молодые годы «в приближении» у Лжедмитрия I. Этого ему не могли простить, и в царствование Василия Шуйского он попал в опалу, обвиненный в «ереси». Причины расправы с политическими противниками впоследствии мало кого интересуют, кроме историков. В деле князя Ивана Хворостинина со временем действительно подтвердились мотивы вольнодумства, которые не мог простить ему даже царь Михаил Федорович, а точнее, оба великих государя. Именно «тяжелая рука» патриарха Филарета Никитича видится в тексте указа, объявленного князю Ивану Хворостинину, в котором князь был обвинен в том, что «опять начал приставать к польским и литовским попам и полякам, и в вере с ними соединился, книги и образа их письма у них принимал и держал у себя в чести». Конечно, как это обычно бывало, князь Иван Хворостинин больше всего пострадал от наушников и доносчиков, от которых не укрылись необычные для члена Государева двора поведение и речи. Причем вел себя князь Иван Андреевич самым вызывающим образом. «Ты людям своим не велел ходить в церковь, — обвиняли князя Ивана, — а которые пойдут, тех бил и мучил, говорил, что молиться не для чего и воскресение мертвых не будет». Князь пытался воздействовать на своих людей и «личным примером». В самый строгий пост на Страстной неделе в 1622 году «пил без просыпу, накануне Светлого воскресенья был пьян и до света за два часа ел мясное кушанье и пил вино прежде Пасхи, к государю на праздник Светлого воскресенья не поехал, к заутрене и к обедне не пошел». От этого, по московским понятиям того времени, был один шаг до измены. Князя Ивана Хворостинина стали подозревать в намерении отъехать в Литву, тем более что он сам дал повод к этому в своих разговорах — «на Москве людей нет, все люд глупый, жить не с кем» — и особенно в «писаниях», найденных у него при обыске. Именно в них отыскалась его знаменитая фраза: «Московские же люди сеют землю рожью, а живут все ложью». Особенно опасным казалось властям написание не по чину царского «именованья»: «Да в твоем же письме написано государское именованье не по достоинству: государь назван деспотом русским, но деспота слывет греческою речью — владыка или владетель, а не царь и самодержец, а ты, князь Иван, не иноземец, московский природный человек, и тебе так про государское именованье писать было непристойно» [474] Цит. по.: Соловьев С. М. История России… С. 316–317. Текст указа см.: СГГиД. М., 1822. Т. 3. № 90. .

И все же движение в сторону Запада уже началось, и этому способствовал сам царь Михаил Федорович. Следующие его слова вполне можно было бы вложить в уста Петра Великого, принимавшего на службу очередного иноземца: «Ведомо нам учинилось, что ты гораздо научен и навычен в астроломии, и географус, и небесного бегу, и землемерию и иным многим надобным мастерствам и мудростям, а нам, великому государю, таков мастер годен». Но это приглашение взято из «опасной грамоты» для ученого путешественника из Голштинии Адама Олеария 1639 года [475] Цит. по: Соловьев С. М. История России… С. 316. .

Запад плохо понимал Московское государство. Но и москвичи плохо понимали иноземцев, превосходство над которыми всегда подчеркивали истинностью своей православной веры. Конечно, в элитарной среде московских богословов и писателей, кружки которых понемногу стали создаваться в 1630–1640-е годы, искали выход из положения. Верх почему-то всегда брала охранительная позиция. Показательна судьба князя Семена Шаховского, с горячей симпатией отнесшегося к идее женитьбы датского королевича Вальдемара на царевне Ирине Михайловне. Князь Семен Шаховской в разговорах с благовещенским протопопом Никитой намекал, что готов помочь разрубить «узел» сложных богословских споров, завязавшихся вокруг нежелания королевича менять веру. Его «письмо», написанное «собою», было затребовано во дворец. Однако вместо помощи делу, о чем думал князь Семен Шаховской, его инициатива стала причиной опалы. Князь пострадал за то, что он «того искал, чтоб королевичу быть в Московском государстве некрещену» [476] Бахрушин С. В. Политические толки… С. 108–110. .