Эдвард Радзинский - Иосиф Сталин. Последняя загадка

Все, кто знал его близко, говорили, что он был веселый, широкий человек… в свободное от пыток и расстрелов время!

На следующий день в Москве столбик термометра показывал уже тридцать четыре градуса…

В конце недели я узнал удивительную вещь: Абакумова держат в Бутырке в камере, похожей на гостиничной номер. Еду ему носят из ресторана, по его собственному меню – от черной икры до венских шницелей.

Все эти ночи мы с женой никак не могли заснуть. Окна были открыты из-за нестерпимой жары, и мы слышали, как подъезжали машины к нашему дому и вскоре отъезжали. Каждый день, уходя на работу, я спускался с нашего этажа без лифта и видел новые опломбированные двери. У жены на руках появилась нервная экзема. Она хотела записаться к своему невропатологу, но знаменитого врача-еврея арестовали.

Аресты и расстрелы по-прежнему шли тайно. Словосочетание «совершенно секретно» стало эпиграфом к нашей нынешней жизни. Расстреливали не массово, но непрерывно.

Пока я уезжал и возвращался, были расстреляны тот самый генерал-лейтенант Гордов, герой Сталинграда, и его начальник штаба и старый знакомец Кобы по неудачному штурму Варшавы маршал Кулик. К тому времени Кулик был разжалован в генералы. Перед концом он, несчастный, влюбился в восемнадцатилетнюю подругу дочери, женился на ней. Коба постоянно издевался над ним и называл его презрительно – «жених!»

Но бедный «жених» был хорошим знакомым Гордова. И зло говорил с ним о Кобе, что и записала «техника». Этого было достаточно!

Вскоре ко мне на работу позвонил Ш. – тот самый седой красавец-министр, муж очаровательной женщины, которую я встретил в «Коктейль-холле».

Попросил о встрече. Уже по безумному голосу я догадался, в чем дело. Встретились у Большого театра.

– Давайте погуляем… – (Что означало: «так не подслушают»).

Пошли по Пушкинской улице… Я привычно смотрел в витрины, хвоста не было. Начал говорить он:

– Она рассказывала мне про вас. Вы ей понравились. Я даже немного ревновал… Ее арестовали неделю назад, и я не знаю, за что. Я ничего не могу понять. Я был в это время на работе. Работаю обычно до четырех утра. Неожиданно в полночь меня вызвали туда и объявили: «Ваша жена арестована». Спрашиваю: за что? Никто мне ничего не объясняет! Отвечают: «Придет время – узнаете».

Дома рассказала домработница. Они приехали за ней на дачу. Домработница говорит им: она загорает. Посадили нашу тетю Дашу в машину, чтоб показала. Приехали на берег… Тетя Даша говорит: «Она была такая радостная»… Они, видно, ей что-то наврали. Вот такой веселой, радостной ее взяли! Она села в машину в одном легоньком летнем платье и все смеялась. Я теперь по пятнадцать часов сижу на работе, чтобы не быть дома без нее! Ну а что мне делать дальше? Куда мне деться, когда остаюсь один? Куда мне деться от самого себя? Она хотела ребенка. В ту последнюю ночь мы были вместе…

Он плакал. Огромный седой человек плакал в голос, как женщина, и все говорил:

– Она шептала: «Милый! Только пусть это будет мальчик!» И я все представляю ее под крышей вонючего барака! Каждый раз, возвращаясь домой, осторожно вхожу в квартиру – а вдруг чудо! Может, она уже дома, попросту мне не успели сказать! Наивность мальчишки. Неделю добиваюсь, чтобы мне хоть что-нибудь сообщили о ней, о ее судьбе! Стена! Никто ничего не говорит и, очевидно, не скажет.

– Но вы же видите самого ?

– Да… но не смею. Вы знаете его. Ведь если меня посадят, дочь отправят в детский дом. Она там умрет… она избалована любовью.

«А вот моя там побывала, – зло подумал я. – И ничего, не умерла».

Но смолчал.

Он продолжал:

– Я живу только ради дочери. Только ради нее… Как трудно порой оторвать руку от пистолета. Держишь в ладони… в кармане шинели, и он становится горячим. Но нельзя – дочь… Хотите, на колени встану? Попросите за нее. Он же ваш друг! Все говорят!

– Он мой друг. Очень хороший друг. Поэтому я сидел дважды. Один раз – целых пять лет. Или не так – всего пять лет. Впрочем, и других хороших друзей… – Я не посмел сказать: «он расстрелял», рукой махнул. – Ладно, попробую.

Вскоре Коба позвал меня на Ближнюю. Пили чай.

– Слыхал? Взяли наконец твоего мерзавца Абакумова.

– Почему «моего», Коба?

– А ты разве не на Лубянке числишься? В организации ротозеев? Но каков Абакумов! В то время как товарищ Рушадзе… – (министр госбезопасности Грузии) – выполнял поставленную задачу, твой друг Абакумов… – (возражать Кобе бесполезно!) – ни хера не делал. Товарищ Рушадзе арестовал всех своих заместителей мингрелов. И главную сволочь – мингрела Барамию, написавшего льстивую диссертацию о выдающейся роли товарища Берии в обороне Кавказа… за что Лаврентий сделал его вторым партийным вождем Грузии. Что теперь выяснилось? Нет, у товарища Сталина нюх не испортился. Оказывается, в руководстве нашей Грузии возникла подпольная мингрельская националистическая группа. Они брали взятки. На что собирали огромные денежки? На отторжение нашей с тобой родины от Советского Союза!