Эдвард Радзинский - Иосиф Сталин. Последняя загадка

Помню, как я переводил Кобе ее расшифровку. Его интересовало каждое слово.

Смысл был таков: русские понимают лишь одну политику – политику силы. И потому политика противодействия должна проводиться повсюду, где начинается русская экспансия. Запад должен объединиться в этом тотальном сдерживании.

Отдельные куски телеграммы Коба попросил повторить дважды. Например, этот: «У истоков маниакальной точки зрения Кремля на западную опасность лежит традиционное и инстинктивное для России чувство незащищенности. Изначально это было чувство незащищенности земледельческих народов, живущих на обширных открытых территориях по соседству со свирепыми кочевниками. По мере налаживания контактов с экономически более развитым Западом к этому чувству прибавился страх перед более компетентным, более могущественным, более организованным западным сообществом. Но эта незащищенность внушала опасение скорее российским правителям, а не русскому народу, поскольку российские правители осознавали архаичность формы своего правления, неспособность выдержать сравнение с политическими системами западных стран. По этой причине они все время избегали прямого контакта между западным миром и своим собственным, боялись того, что может случиться, если русский народ узнает правду о внешнем мире или внешний мир узнает правду о жизни внутри России…

Нельзя назвать случайным совпадением то, что марксизм, в течение полувека безрезультатно блуждавший по Западной Европе, задержался и впервые пустил свои корни именно в России. Только в стране, которая никогда не знала дружественного соседства, могло получить отклик это учение, утверждающее, что экономические конфликты общества могут быть разрешены исключительно насилием…»

Здесь Коба прервал меня и сказал:

– Хватит. Об одном жалею: что мы должны делать вид, будто не знаем всех этих мерзостей.

И вот теперь Черчилль повторил в Фултоне похожие мысли.

Как я уже писал, он потерял пост премьера и находился в оппозиции. Но во время визита в США его сопровождал сам президент Трумэн, что придавало поездке оттенок официальности. Черчилль нравился американцам – мягкая шляпа с загнутыми полями, расстегнутый ворот рубашки, сигара во рту… Никакой английской чопорности, свой в доску парень. Когда ему присвоили во Флориде докторскую степень, он, к восторгу американцев, сказал:

– Эта докторская степень у меня не первая. Думаю, никто, заваливший в юности такое количество экзаменов, не получал столько докторских степеней…

Трумэн весело смеялся. Однако по окончании речи Черчилля в Фултоне президент, находившийся в зале, был бледен (все это сообщил наш агент).

Коба тотчас вызвал меня на дачу. Принимал в Большой столовой – я понял, что сейчас привезут остальных «гостей».

Как теперь часто случалось, Коба был в мундире генералиссимуса. Насмешливый и важный. На столе лежали еще не переведенные телеграфные сообщения агентств о речи Черчилля… Я стал переводить:

– «Свою речь Черчилль начал с цитаты из Байрона: “Кто превзошел всех, должен помнить о ненависти тех, кто отстал”…»

– Наша армия стоит по всей Европе, – усмехнулся Коба, – а мы отстали, как считает империалист товарищ Черчилль?! Продолжай…

– «После чего Черчилль заговорил о русской экспансии “От Щецина на Балтике до Триеста на Адриатике над европейским континентом опустился железный занавес”… Он призвал США с Англией объединиться против советской угрозы. “Никто не знает, где пределы и есть ли пределы этой беспощадной коммунистической экспансии… И это уже касается не только Восточной, но и Центральной Европы. Во Франции и Италии влияние коммунистов чрезвычайно велико, там их партии представляют пятую колонну – вызов христианской цивилизации… Из того, что я понял при встречах со Сталиным и русскими, скажу одно: ничто не производит большего впечатления на них, чем сила . И ничто не вызывает у них меньшего уважения, чем слабость”. Далее Черчилль потребовал от Америки и Британии увеличить военную мощь. “От масштаба нашей вооруженности сейчас зависит наша безопасность”…»

Надо было видеть ярость Кобы, когда я переводил. Желтые глаза пылали! Но, когда я закончил, Коба… зааплодировал! Потом сказал:

– Между нами говоря, товарищ Черчилль очень помог нам в войну. Не оставил нас своей заботой и в мирное время. – И добавил, глядя на меня в упор: – Он поможет нам теперь сделать главное – вовремя разъединиться с империалистами! Спасибо ему…