Игорь Данилевский - Русские земли глазами современников и потомков (XII-XIVвв.). Курс лекций

К тому же наши западные границы они благополучно перешли. К весне 1242 г. Субедей, не потерпевший за всю свою жизнь ни одного поражения, дошел, как мы помним, до Адриатики. У Западной Европы были все основания для серьезного беспокойства: Италия и даже Англия готовились к отражению высадки монгольского десанта.

И вдруг враг исчез. Монгольские отряды повернули на восток и, как говорится, растворились в бескрайних степях Азии…

Что же заставило монгольских полководцев отказаться от мысли о завоевании Европы?

Довольно широко бытует представление, что ослабевшие в

многолетних войнах монгольские войска были просто не в состоянии продолжать затянувшийся поход. На курултае 1286 г. поход в Западную Европу не планировался. Батый предпринял его по собственной инициативе и, видимо, не рассчитал сил…

С другой стороны, известно, что в 1240 г. великий каан Угедей послал приказ своему сыну Гуюку и племяннику Менгке вернуться в Монголию вместе с отрядами, воины которых составляли их личный улус и были лишь на время приданы в помощь Батыю. Причин для такого приказа могло быть несколько. Во-первых, инициатива Батыя захватить территории Центральной, а возможно, и Западной Европы могла вызвать вполне законное недовольство дяди [344] Батый приходился племянником Угедею. . Во-вторых, к тому моменту Батый успел серьезно поссориться с Гуюком, которого он обвинял в излишней жестокости при завоевании русских земель. По мнению Батыя, это затруднило продвижение монгольских войск на запад. Дело дошло до того, что Гуюк отказался признавать старшинство Батыя, за что по доносу самого Батыя получил основательный нагоняй от отца. Вот как об этом повествует «Сокровенное сказание монголов» — источник, который, по словам Н. В. Устюгова, передает аромат эпохи, рисует живую картину степной жизни [345] Устюгов Н.В. Народы Средней Азии и Приуралья в XIIXVIII вв.// Устюгов Н. В. Научное наследие. М., 1974. С. 183. :

§ 275. Из Кипчакского похода Батый прислал Огодай-хану следующее секретное донесение: “Силою Вечного Неба и величием государя и дяди мы разрушили город Мегет и подчинили твоей праведной власти одиннадцать стран и народов и, собираясь повернуть к дому золотые поводья, порешили устроить прощальный пир. Воздвигнув большой шатер, мы собрались пировать, и я, как старший среди находившихся здесь царевичей, первый поднял и выпил провозглашенную чару. За это на меня прогневались Бури с Гуюком и, не желая больше оставаться на пиршестве, стали собираться уезжать, причем Бури выразился так: “Как смеет пить чару раньше всех Бату, который лезет равняться с нами? Следовало бы протурить пяткой да притоптать ступнею этих бородатых баб, которые лезут равняться!” А Гуюк говорил: “Давай-ка мы поколем дров на грудях у этих баб, вооруженных луками! Задать бы им!” Эльчжигидаев сын Аргасун добавил: “Давайте-ка мы вправим им деревянные хвосты!” Что же касается нас, то мы стали приводить им всякие доводы об общем нашем деле среди чужих и враждебных народов, но так все и разошлись непримиренные под влиянием подобных речей Бури с Гуюком. Об изложенном докладываю на усмотрение государя и дяди”.

§ 276. Из-за этого Батыева доклада государь до того сильно разгневался, что не допустил (старшего своего сына) Гуюка к себе на прием. Он говорил: “У кого научился этот наглец дерзко говорить со старшими? Пусть бы лучше сгнило это единственное яйцо. Осмелился даже восстать на старшего брата. Вот поставлю-ка тебя разведчиком-алгинчином да велю тебе карабкаться на городские стены, словно на горы, пока ты не облупишь себе ногтей на всех десяти пальцах! Вот возьму да поставлю тебя танма-чином-воеводой да велю взбираться на стены крепко кованые, пока ты под корень не ссучишь себе ногтей со всей пятерни! Наглый ты негодяй! А Аргасун у кого выучился дерзить нашему родственнику и оскорблять его? Сошлю обоих: и Гуюка и Аргасуна. Хотя Аргасуна просто следовало бы предать смертной казни. Да, скажете вы, что я не ко всем одинаков в суде своем. Что касается до Бури, то сообщить Батыю, что он отправится объясняться к (своему отцу) Чаадаю, нашему старшему брату. Пусть его рассудит брат Чаадай!”

§ 277. Тогда приступили к нему с докладом царевич Мангай, нойон Алчидай-Хонхортай-цзанги и другие нойоны и сказали: “По указу твоего родителя, государя Чингисхана, полагалось полевые дела и решать в поле, а домашние дела дома и решать. С вашего ханского дозволения сказать, хан изволил прогневаться на Гуюка. А между тем дело это полевое. Так не благоугодно ли будет и передать его Батыю?” Выслушав этот доклад, государь одобрил его и, несколько смягчившись, позвал Гуюка и принялся его отчитывать: “Говорят про тебя, что ты в походе не оставлял у людей и задней части, у кого только она была в целости, что ты драл у солдат кожу с лица. Уж не ты ли и Русских привел к покорности этою своею свирепостью? По всему видно, что ты возомнил себя единственным и непобедимым покорителем Русских, раз ты позволяешь себе восставать на старшего брата. Не сказано ли в поучениях нашего родителя, государя Чингисхана, что множество — страшно, а глубина — смертоносна? То-то вы всем своим множеством и ходили под крылышком у Субеетая с Бучжеком, представляя из себя единственных вершителей судеб. Что же ты чванишься и раньше всех дерешь глотку, как единый вершитель, который в первый раз из дому-то вышел, а при покорении Русских и Кипчаков не только не взял ни одного Русского или Кипчака, но даже и козлиного копытца не добыл. Благодари ближних друзей моих Мангая да Алчидай-Хонхортай-цзангина с товарищами за то, что они уняли трепетавшее сердце, как дорогие друзья мои, и, словно большой ковш, поуспокоили бурливший котел. Довольно! Дело это, как полевое дело, я возлагаю на Батыя. Пусть Гуюка с Аргасуном судит Батый!” И с этими словами он отослал его, а Бури передал в распоряжение старшего брата Чаадая [346] Козин С.А. Сокровенное сказание: Монгольская хроника 1240 г. под названием Mongol Niriba tobbiuan. Юань-чао би-ши. Монгольский обыденный сборник. М.; Л., 1941. Т. 1. .