Егор Иванов - Честь и долг

Его философствования, рожденные телеграммой, были прерваны появлением Ивана Рябцева, избранного несколько дней тому назад членом солдатского комитета 2-й армии.

— Ваше превосходительство, — обратился он к Соколову по-старорежимному, видимо, не умея перелить глубоко въевшиеся уважение и любовь к Алексею Алексеевичу в революционные формы титулования. — Прибыл в Минск по поручению солдат, касательно заключения перемирия… сказывают, есть из Петрограда приказ. Надо разузнать, не будет ли препятствий со стороны вашего минского комитета спасения революции. Ведь в нем одни соглашатели Керенского собрались.

— Препятствий, Иван, не будет, — заверил его Соколов. — У нас тут чуть гражданская война не затеялась… Этот самозваный комитет никаких мер против большевиков принять не смог. Броневой поезд подошел к Минску и расчехлил орудия. Комитет спасения мгновенно распался, а комиссар Временного правительства сложил с себя полномочия… Верх теперь у нас взял Совет солдатских и рабочих депутатов. Образован Военно-революционный комитет. Он объявил, что будет держать все в порядке…

— А что же главнокомандующий фронтом, генерал Балуев? — не сдержал радостного удивления столь быстрым развитием революционных событий Иван.

— Балуев отправил во все подчиненные фронту части и тыловые учреждения телеграмму — разве вы во Второй армии ее не получали? — спросил Соколов.

— Никак нет, Алексей Алексеевич…

— Вон что. Главкозап телеграфировал, что задача начальников сейчас должна заключаться в удержании фронта и недопущении в войсках междоусобных и братоубийственных столкновений. А так как вся власть перешла к Военно-революционному комитету, то Балуев заявил ему, что до установления новой власти в России и водворения порядка ни он, ни его штаб ни в какую политическую борьбу не вступят и никаких шагов к выступлению против правительства делать не будут. Более того, без вызова Военно-революционного комитета не будет допущено никаких перевозок и передвижений войск… Я думаю, что этот нейтралитет нам на руку.

— Что ж теперь делать будем? — хитро сощурился Иван, кивком головы указывая на телеграмму Ленина и Крыленко, текст которой он узнал сразу.

— Как что? — удивился Соколов. — Надо заключить перемирие с германцами, как приказывает Председатель Совета Народных Комиссаров…

— Значит, вы и теперь пойдете с нами, господин генерал? — торжественно обратился к Соколову Рябцев, вставая со стула.

— Разумеется, — подтвердил Алексей и добавил: — Зовите ваших товарищей из Военно-революционного комитета, и будем вместе готовить проект приказа о начале переговоров от имени штаба Западного фронта. А вы в комитете готовьте кандидатуры для направления делегации к германцам…

Комиссар Военно-революционного комитета в Генеральном штабе Василий Медведев был весьма доволен своим сотрудничеством с генерал-квартирмейстером главного управления Генштаба Николаем Михайловичем Потаповым. Генерал еще с июля поддерживал добрые деловые контакты с военной организацией при РСДРП (б), а теперь одним из первых военных специалистов перешел на службу Советской власти. В дни октябрьского переворота немногие генералы и офицеры так последовательно и честно, как Потапов, приняли разумом и сердцем большевистскую революцию. Очень многие из них пребывали в растерянности, не знали, что им делать. А некоторые поддавались контрреволюционным уговорам корниловцев, других реакционно настроенных сослуживцев и знакомых, стремились уйти на Юг России, где теперь под руководством Корнилова, Каледина, Деникина — ненавистников народной революции, собирались войска для похода на Москву и Питер.

Николай Михайлович Потапов оставался тверд в своем решении служить народу, и такое понимание им своего долга целиком поддерживали и разделяли его друзья, уважаемые им коллеги и сослуживцы. Среди них был и Василий Медведев, присматриваясь к окружению генерала Потапова, он выделял особенно генерал-майора Одинцова и контр-адмирала Альтфатера. Сергея Ивановича Одинцова комиссар ВРК даже рекомендовал своему начальнику и старому соратнику по подпольной работе Крыленко, когда новый верховный главнокомандующий отправлялся с эшелоном матросов занимать Ставку и изгонять оттуда Духонина.

Одинцов на быстроходном паровозе отправился в Ставку за сутки до прибытия туда отряда Крыленко и сделал очень большое дело. Он переговорил с начальником гарнизона Могилева генералом Бонч-Бруевичем, с Духониным и с чинами его штаба. Одинцов и прояснил дело, и подготовил его так, что эшелоны Крыленко вошли в Могилев без боя.