Петр Толочко - Русские летописи и летописцы X–XIII вв.

Исследователи уже давно обратили внимание на характерную особенность ранних записей. Все они группируются почти исключительно за первым годом княжения того или иного князя. На этом основании Б. А. Рыбаков высказал предположение, что погодному изложению, возможно, соответствовала только запись о начале княжения, а далее без указания дат перечислялись важнейшие походы нового князя. Не исключено, что все даты были расставлены в конце X в. по припоминаниям, сказаниям и генеалогическим расчетам. [27] Рыбаков Б. А. Древняя Русь… С. 176–177.

Кроме кратких хроникальных записей, преимущественно о княжеских походах, в летописи имеются и более пространные, рассказывающие об их подвигах и приключениях. К таковым относятся рассказы о вещем Олеге, о драматической смерти Игоря, о необычных местях Ольги древлянам и ее посещении Константинополя, о подвигах князя-полководца Святослава, о мудром просветителе Руси Владимире.

Можно согласиться с Б. А. Рыбаковым, что и эти рассказы-сказания, несмотря на общие стилистические черты, обусловленные жанровыми особенностями, никак не принадлежат к творчеству одного лица. [28] Там же. С. 177. Несомненно, они слагались в течение всего X в., наверное, вначале как устные предания, а затем уже и как литературные произведения.

В отдельных известиях за X в. ощущается авторское присутствие. Прежде всего это относится к рассказу о визите Ольги в Константинополь. Он содержит такое количество сведений и подробностей, что отнести их на счет позднейших воспоминаний совершенно невозможно. Прямые речи императора, патриарха и самой Ольги указывают на то, что передает их непосредственный свидетель и участник этих переговоров.

Наверное, мы можем назвать и его имя. Скорее всего, рассказ о визите Ольги в Константинополь принадлежит духовнику княгини попу Григорию. В пользу этого свидетельствует церковный характер изложения. Автор акцентирует внимание на крещении Ольги. Он явно восторгается этим событием, сравнивает Ольгу с царицей Эфиопской, которая приходила к Соломону, подчеркивает, что она «искаше доброѣ мудрости Божья».

Продолжение статьи 955 г., начинающееся словами — «Живяше же Ольга съ сыномъ своимъ Святославомъ», — также принадлежит этому автору. По существу, перед нами отдельное сказание о том, как Ольга пыталась обратить в свою веру Святослава. Много раз она обращалась к сыну со словами: „Азъ, сыну мой, Бога познахъ и радуюся; аще ты познаеши и радоватися почнешь“». [29] Повесть временных лет (далее ПВЛ). Ч. 1. М.; Л., 1950. С. 46. При этом она убеждена, что, если бы крестился Святослав, тогда за ним последовали бы и другие. «Она же рече ему: „Аще крестишися, вси имуть тоже створити“». [30] Там же. Старания Ольги не увенчались успехом, Святослав христианства не принял. Автор, рассказывающий об этом, как бы в назидание другим замечает: «Аще кто матере не послушаеть, в бѣду впадаеть». Продолжение этой мысли звучит еще жестче: «Аще кто отца ли матери не послушаеть, то смерть приметь». [31] Там же.

Ольга, скорее всего, таких страшных слов не произносила. Они принадлежат попу Григорию и для нас важны не своим мрачным пророчеством, а тем, что, по-видимому, указывают на дату составления этого сказания. Оно было записано сразу же после гибели Святослава, смерть которого для христианского проповедника казалась Божьим наказанием не столько за ослушание матери, сколько за пренебрежение к новой вере.

С позиции очевидца описывается в летописной статье 968 г. осада Киева печенегами. В этом рассказе много таких событийных фактов и подробностей, которые не могли быть придуманы позднейшими летописцами. Среди них свидетельство, что Ольга закрылась в городе с внуками Ярополком, Олегом и Владимиром, что юноша, вызвавшийся переплыть Днепр и сообщить воеводе Претичу об опасности, нависшей над Киевом, знал печенежский язык, что Претич при заключении мирного соглашения с печенегами дал их князю «бронь, щит и меч», а тот в ответ подарил ему коня, саблю и стрелы.

Подробное описание балканской кампании Святослава, содержащееся в статье 971 г. «Повести временных лет», указывает на то, что составлено оно вскоре после этого драматического похода, к тому же не исключено, что одним из его участников. Автор не пересказывает событие давно минувших дней, а как бы живет в нем. Он свидетельствует, что в битве с болгарами чаша весов начала было склоняться в их сторону, но после обращения Святослава к своим воям с боевым призывом — «потягнемъ мужьски братья и дружино», — преимущество перешло к русским. Окончательно их победа определилась только к вечеру. Как опытный дипломат, автор участвует в переговорах Святослава с греками и скрупулезно описывает их течение. Он сообщает о хитрости византийцев, пытавшихся посредством обещания уплатить дань на каждого воина выведать численность русских сил, о смекалке русских, сообщивших грекам цифру 20 тыс., тогда как их было всего 10 тыс. После победы Святослава над превосходящими силами византийцев, те запросили мира. Переговоры были многораундовыми и описаны чуть ли не с протокольной подробностью. Вначале греческие послы принесли Святославу «злато и паволоки», но эти дорогие царские дары как будто не тронули его. И только когда в качестве царского подношения было предложено оружие, Святослав пошел на переговоры.