В Пещерский: Красная капелла

Гюнтер Вайзенборн - редактор немецкого радио, по профессии журналист. Близко сошелся с Харро Шульце-Бойзеном на почве активного неприятия национал-социализма, милитаризма и поиска новых путей развития Германии. Был активным помощником Шульце-Бойзена, добывая политическую информацию в Министерстве пропаганды и в журналистских кругах.

После отъезда Гордона резидентуру некоторое время возглавлял А.И. Агаянц - молодой, но к тому времени уже достаточно опытный разведчик. И опять фатальное невезение. В декабре 1938 года Агаянц скончался на операционном столе. Прободение язвы желудка оказалось для него роковым.

До сентября 1939 года берлинская резидентура не имела резидента. В Центре не хватало кадров, опытные разведчики были уничтожены в ходе репрессий. В сентябре 1939 года в Берлин был наконец назначен новый резидент. Но выбор оказался неудачным. А.З. Кобулов, протеже наркома внутренних дел Берии, недостаточно образованный (пятилетнее образование плюс курсы счетоводов), амбициозный, длительное время работал на скромных финансово-хозяйственных должностях мелких учреждений и предприятий Закавказья. По совету старшего брата Богдана, заместителя Берии, перешел на службу в органы безопасности и при поддержке брата сделал стремительную карьеру. В 1939 году без всякого опыта разведывательной работы он оказался во главе одной из важнейших точек НКВД за рубежом - в Берлине.

Перед отъездом из Москвы Кобулов был принят начальником внешнеполитической разведки комиссаром III ранга П.М. Фитиным. Разговор был формальный, протокольный. Состоялась беседа с начальником немецкого направления П.М. Журавлевым, одним из опытнейших оперативных работников разведки. Оба расстались без чувства симпатии: у Павла Матвеевича от разговора с самонадеянным Кобуловым остался на душе мутный осадок.

Едва оглядевшись на месте, Кобулов энергично принялся за "дела". Неразборчивость в установлении контактов и болтливость обратили на себя внимание начальника отделения гестапо "4-Д" штандартенфюрера Ликуса, который дал указание начать его разработку. По учетам гестапо Кобулов значился резидентом советской разведки.

П.М. Журавлев, почувствовав недоброе, пытался вмешаться в ход событий, призвать Кобулова к дисциплине и конспирации. Подготовленный на этот счет проект указания в Берлин Журавлев принялся согласовывать с вышестоящим руководством, которое нашло указание берлинскому резиденту излишне резким (знали, кто стоит за его спиной) и смягчило текст.

Когда Кобулов убедился, что его, хотя и в деликатной форме, предупредили, он вышел из себя и обратился с личным письмом к начальнику разведки Фитину.

Резидент жаловался, что до него дошли слухи о том, что заместитель начальника разведки П.А. Судоплатов и П.М. Журавлев необоснованно критикуют его работу за спиной. Следовало бы положить конец подобной болтовне, подсказал он Фитину. В том же письме Кобулов просил о предоставлении ему денежной дотации, ссылаясь на выслугу лет и местную дороговизну.

Руководство внешней разведки перевело Кобулову причитающиеся рейхсмарки, но пришло к выводу, что работу резидентуры можно на деле улучшить, лишь направив в Берлин опытного и знающего обстановку оперработника. Наиболее подходящей сочли кандидатуру А.М. Короткова.

Новая "политика" работы.

В апреле 1940 года Коротков прибыл в Берлин. Спустя некоторое время он возобновил встречи с "Корсиканцем", а позднее и со "Старшиной". От них была получена ценная информация о приготовлениях Германии к войне против СССР. Кобулов пожелал встречаться с "Корсиканцем", используя Короткова как переводчика. Сообщив в Москву о планируемой встрече, Амаяк Захарович услышал в ответ не очень вежливое: "На встречу с "Корсиканцем" не ходить".

В то же время встречи Короткова с "Корсиканцем" неожиданно прервались из-за непредвиденных обстоятельств. Нелегально посланная в Берлин оперативная сотрудница Червонная, свободно владевшая немецким языком и снабженная подлинными немецкими документами, попала в засаду, устроенную гестапо на квартире агента, к которому она шла с заданием. Многое в этой истории было неясно. Центр насторожило то, что Червонная знала нескольких агентов, с которыми проводил встречи Коротков. Случайно это или кто-то из агентов подставил Червонную, а теперь хочет спровоцировать Короткова? Однозначного ответа не было, и Москва приказала Короткову в конце осени 1940 года прибыть для консультаций, заморозив на время его связи...