Вадим Роговин - 1937

Пятницкий рассказал членам своей семьи, что ему была устроена очная ставка с бывшими работниками аппарата Коминтерна, которые клеветали на него. «Он сказал, что ни в чём не виноват перед партией, что своей вины не признаёт, что будет бороться за правду. Но может пройти очень длительное время, пока признают его невиновность» [1152] Там же. С. 279. .

7 июля Пятницкий был арестован. Из партии он был исключён на следующем, октябрьском пленуме ЦК, т. е. спустя 4 месяца после его ареста.

Как и в «деле генералов», в фабрикации дела Пятницкого сыграла известную роль провокация, состряпанная гестаповцами,— на этот раз по их собственной инициативе. О механике этой сложной провокации рассказывается в воспоминаниях Л. Треппера, которому гестаповец Гиринг рассказал, что в 1937 году гестапо решило использовать царившую в СССР шпиономанию для создания версии о «германском агенте», действовавшем в руководстве Коминтерна. Пятницкий был избран на эту роль потому, что многие годы возглавлял делегацию ВКП(б) в Коминтерне и через него было удобно нанести удар по лучшим коминтерновским кадрам.

В этих целях гестапо завербовало двух арестованных немецких коммунистов, которые были затем выпущены на свободу и передали в Москву сфабрикованное досье на Пятницкого. Оно помогло погубить старого революционера, а вместе с ним — сотни работников Коминтерна. Как подчёркивал Треппер, «то была одна из лучших услуг, которую Сталин оказал Гитлеру» [1153] Треппер Л. Большая игра. С. 54—55. .

О том, что в данной провокации, наряду с гитлеровцами, принимали участие сотрудничавшие с ними белогвардейцы, свидетельствует письмо одного из руководителей белоэмигрантской организации в Праге полковника Гегельшвили белогвардейскому генералу фон Лампе. В этом письме, относящемся к 1943 году, говорилось: «Мы с Вами торпедировали этот дредноут „Мировая революция“ уже в 1937 году, когда был арестован глава его технического бюро Пятницкий» [1154] Они не молчали. С. 225. .

В составленной летом 1937 года сводке Российского общевоинского союза подчёркивалось: «Провокация Ежова против Пятницкого преследует одну цель — компрометацию видного большевика, слишком много знавшего из тайн Кремля — Коминтерна… Его устранение было непременным условием установления более тесных контактов Сталина и Гитлера. Долгое время Пятницкий держал в своих руках все связи и всю агентуру международного большевизма. Его падение и арест означают закат деятельности Коминтерна. Теперь Сталин приступает к своей имперской политике, сделав своим союзником Гитлера» [1155] Там же. С. 224. .

Эти суждения представляются весьма проницательными. Коминтерновские кадры были воспитаны в бескомпромиссно антифашистском духе. Без кровавой чистки этих кадров нельзя было бы заставить зарубежные компартии поддержать сговор Сталина с Гитлером, как это произошло в 1939 году.

Дело Пятницкого должно было перерасти в «коминтерновский процесс». Этому помешала поразительная стойкость Пятницкого, который, как выяснилось при расследовании его дела, был подвергнут 220 часам допросов с применением пыток.

Пятницкий, никогда не принадлежавший к какой-либо оппозиции, избрал на следствии орудием защиты выражение своей непримиримости к «троцкизму». 23 января 1938 года он передал своему следователю Лафтангу письмо, направленное в Политбюро, в котором говорилось: «Я сижу в тюрьме уже шесть с половиной месяцев. Я жил надеждой, что следствие разберется в моей абсолютной невиновности. Теперь, очевидно, всё пропало. Меня берёт ужас… я не могу, не хочу, да и не должен сидеть в советской тюрьме и судиться за право-троцкистскую контрреволюцию, к которой я никогда не принадлежал, а боролся с ней» [1156] Там же. С. 222. . Это письмо не дошло по назначению, а было обнаружено лишь двадцать лет спустя при аресте Лафтанга, который всё это время хранил его у себя.

О значении, которое Сталин придавал делу Пятницкого, свидетельствуют воспоминания М. Менделеева. В мае 1938 его сокамерник, бывший руководитель службы связи Коминтерна Мельников, рассказал, что был доставлен по приказанию Ежова в Кремль для очной ставки, на которой присутствовали Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович и Крупская. В изложении Менделеева этот рассказ выглядит следующим образом:

«Я услышал голос Сталина: „Товарищ Крупская утверждает, что она не верит и не допускает, чтобы Пятницкий был шпионом. Товарищ Ежов вам доложит и фактами убедит вас“. Ежов… начал задавать известные мне вопросы. Я отвечал согласно инструкции. И вдруг услышал резкий, возмущённый голос Н. К. Крупской: