Юридическая реабилитация 50-х годов не коснулась тех немногих уцелевших коммунистов, которые принимали активное участие в деятельности оппозиций. К ним относилась, например, С. Н. Равич, в прошлом жена старого большевика В. А. Карпинского. В полном собрании сочинений Ленина встречаются десятки писем, адресованных Карпинскому и Равич. В 1935 году Равич была арестована как активная участница «новой» или «ленинградской» оппозиции 20-х годов. Она провела около 20 лет в лагерях и ссылке и умерла в 1957 году, получив отказ в реабилитации, несмотря на соответствующие ходатайства Г. И. Петровского и Е. Д. Стасовой [720] Голоса истории. Сб. научных трудов. Вып. 22. Кн. 1. М., 1990. С. 226.
.
Засевшие в партийных и правоохранительных органах сталинисты даже после XX съезда КПСС делали немало для того, чтобы затормозить реабилитацию или не допустить реабилитированных к возвращению на работу. 28 июня 1956 года Г. И. Петровский, хлопотавший о реабилитации своих товарищей по партии, записал в дневнике: «Медленно идёт ликвидация сталинщины. Нет доверия возвращаемым. Медленно восстанавливают и реабилитируют. Не берут стариков на работу» [721] Там же. С. 228.
.
Нередко «преступлениями» или во всяком случае проступками, не допускавшими восстановления в партии, признавались не вполне «ортодоксальные», с точки зрения сталинистов, высказывания, произнесённые много лет назад. Так, во время разбора апелляции бывшего партийного работника Ефимова ему напомнили об «ошибке», допущенной им в лекции, прочитанной в 1935 году. «Ошибка» эта сводилась к следующему: на вопрос, почему на первом процессе Зиновьева он не был приговорён к расстрелу, Ефимов ответил: Зиновьев — старый революционер и теоретик, работавший вместе с Лениным в эмиграции, член ЦК партии с 1907 по 1927 год, а после революции — член Политбюро и председатель Исполкома Коминтерна; поэтому его расстрел нанёс бы «моральный урон мировому коммунистическому движению, подорвав его нравственный авторитет в широких партийных массах за рубежом». Зачитав этот ответ, донос о котором хранился в партийном архиве, первый секретарь Ленинградского обкома Спиридонов упрекнул Ефимова в том, что он двадцать лет назад ответил на вопрос «неправильно, не по-партийному». Этот факт, наряду с другими аналогичными «ошибками» Ефимова в 30-е годы, послужил основанием для отказа в восстановлении в партии [722] Ефимов И. И. Не сотвори себе кумира. С. 407.
.
Ещё более настороженно «переследователи» 50—60-х годов относились к участникам бывших оппозиций, судьба которых после освобождения из лагерей складывалась намного труднее, чем судьба других узников сталинизма. Сам факт участия в легальной левой оппозиции 20-х годов (не говоря уже о её подпольных формированиях в последующие годы) считался достаточным для отказа в партийной реабилитации.
Отражая эту установку, справка Комитета партийного контроля указывала: «При рассмотрении дел иногда выяснялось, что среди реабилитированных по суду и подавших заявления о восстановлении в КПСС были лица, которые в период острой борьбы с троцкистами, зиновьевцами и правыми оппортунистами активно выступали против партии, в защиту оппозиции. Этих людей не было оснований привлекать к судебной ответственности, но из партии они в своё время были исключены правильно. Поэтому Комитет партийного контроля отказывал таким лицам в восстановлении в КПСС» [723] Реабилитация. С. 88.
.
О том, как проходил разбор апелляций бывших оппозиционеров, рассказывается в воспоминаниях Е. Осипова. Во время слушания его дела в 1958 году на бюро Ленинградского обкома он обнаружил, что партийные органы в 30-е годы пользовались другими материалами, нежели НКВД. Подняв персональное дело Осипова, хранившееся в партийном архиве, докладчик «перечислил столько фактов моего „отступничества“, сколько НКВД далеко не было известно. Во всяком случае, некоторые из них не возникали ни на одном допросе по моему делу — ни в 1935 г., ни позднее». Так, партследователь сообщил, что во время празднования десятилетия Октябрьской революции, когда в Ленинграде проходила альтернативная оппозиционная демонстрация, Осипов, служивший тогда в военной части, охранял пулеметы в Петропавловской крепости. «Если бы НКВД было в своё время всё это известно,— замечал Осипов,— не то, что я бы там что-то такое делал, а что просто имел какое-то касательство к оружию во время тех демонстраций… то меня тотчас бы расстреляли».
Читать дальше