Вадим Роговин - Конец означает начало

Существенно по-иному, чем фашизм, Троцкий оценивал «Новый курс» Рузвельта, считая его наиболее масштабной попыткой создания системы, промежуточной между капитализмом и социализмом. Эта попытка была вызвана острым социально-экономическим кризисом начала 30-х годов в США, показавшим, что рынок в его традиционном, «классическом», описанном Марксом виде, оказывается неспособным регулировать экономические отношения при современной концентрации средств производства, т. е. при монополизме трестов. Поэтому государственное вмешательство в экономику становится в наиболее могущественной капиталистической стране абсолютной необходимостью.

Однако Троцкий считал, что «Новый курс» едва ли можно рассматривать в качестве удавшегося опыта «конвергенции» капиталистической и социалистической системы (если воспользоваться более поздней социологической терминологией). В этой связи он указывал на важнейшие социально-экономические признаки, доказывающие неспособность «Нового курса» коренным образом перестроить капиталистическое общество в США: «Число безработных по-прежнему измеряется восьмизначными цифрами [576] В 1938 году численность безработных в США достигла 16 млн человек (Всемирная история. Т. IX. М., 1962. С. 412). ; 60 семейств более могущественны, чем когда бы то ни было… Решают по-прежнему рынок, биржа, банки, тресты,— правительство только приспособляется к ним при помощи запоздалых паллиативов» [577] Бюллетень оппозиции. 1940. № 82—83. С. 11. .

Отвергая идею о сближении экономических систем СССР и передовых капиталистических стран, Троцкий, как и в ходе прошлых дискуссий о социальном характере СССР, в дискуссии конца 30-х годов отказывался дать законченное социологическое определение социального характера советского общества в том виде, в каком оно сложилось в этот период. Он указывал, что «старая социологическая терминология не подготовила и не могла подготовить названия для нового социального явления, находящегося в процессе развития (перерождения) и не принявшего устойчивых форм» [578] Бюллетень оппозиции. 1939. № 79—80. С. 3. .

Это же относится и к характеристике советской бюрократии, которая представляет социальную общность, во многом отличающуюся от «традиционной» бюрократии в капиталистическом, в том числе фашистском обществе. «Наши критики,— писал Троцкий,— не раз ссылались на то, что нынешняя советская бюрократия… ещё в большей мере, чем фашистская бюрократия, представляет собою новое, крайне могущественное социальное образование. Это совершенно верно, и мы никогда не закрывали на это глаз» [579] Там же. С. 2—3. . То беспрецедентное могущество, которое приобрела бюрократия в СССР, проистекало из её специфического происхождения и специфической социальной функции: «Кремлёвская олигархия… имеет возможность руководить хозяйством, как единым целым, только благодаря тому, что рабочий класс России совершил величайший в истории переворот имущественных отношений» [580] Там же. С. 5. . Именно поэтому так сложно и вместе с тем столь необходимо отделять реакционные черты, порождаемые бюрократией и пронизывающие всю ткань экономической и социальной жизни СССР, от «тех элементов рабочего государства, которые могут на данной стадии быть спасены, сохранены и развиты» [581] Там же. С. 1. .

«Научно и политически — а не чисто терминологически,— подчёркивал Троцкий,— вопрос стоит так: представляет ли бюрократия временный нарост на социальном организме или же этот нарост превратился уже в исторически-необходимый орган ! Социальное уродство может быть результатом „случайного“ (т. е. временного и исключительного) сочетания исторических обстоятельств. Социальный орган (а таким является каждый класс, в том числе и эксплуататорский) может сложиться лишь в результате глубоких внутренних потребностей самого производства» [582] Там же. С. 3. .

Бруно Рицци, как и некоторые другие «левые», которые не ограничивались спором о словах, утверждал, что, поскольку пролетариат оказался не в силах совершить международную социалистическую революцию, то неотложная задача огосударствления производительных сил будет выполнена новой бюрократией, которая заменит в мировом масштабе сгнившую буржуазию в качестве нового господствующего класса. В подтверждение этого он указывал на исторические факты, доказывающие, по его мнению, что «на пролетариат надеяться нельзя». Мировой пролетариат оказался «неспособен» предупредить первую мировую войну, хотя материальные предпосылки для социалистической революции были уже тогда налицо. Успехи фашизма после войны явились результатом «неспособности» пролетариата вывести капиталистическое общество из тупика. Бюрократизация Советского государства явилась результатом «неспособности» пролетариата самому регулировать общество демократическим путём. Испанская революция на глазах мирового пролетариата оказалась задушенной бюрократией — фашистской и сталинской. Наконец, последним звеном этой цепи стала новая империалистическая война, подготовка к которой шла открыто, при полном бессилии пролетариата.