Феликс Кандель - Очерки времён и событий из истории российских евреев [том 6] (1945 – 1970 гг.)

Голда Меир (из книги "Моя жизнь"):

"Улица перед синагогой была… забита народом. Там были люди всех поколений: и офицеры Красной армии, и солдаты, и подростки, и младенцы на руках у родителей… В первую минуту я не могла понять, что происходит, и даже – кто они такие. Но потом поняла. Они пришли – добрые, храбрые евреи – пришли, чтобы быть с нами, пришли продемонстрировать свое чувство принадлежности и отпраздновать создание государства Израиль.

Через несколько секунд они обступили меня, чуть не раздавили, чуть не подняли на руках, снова и снова называя по имени... На галерее для женщин то и дело кто-нибудь подходил ко мне, касался моей руки, трогал или даже целовал мое платье… Я не могла ни говорить, ни улыбнуться, ни помахать рукой; сидела неподвижно, как каменная, под тысячами устремленных взглядов…

Служба закончилась, и я поднялась, чтобы уйти, – но двигаться было трудно. Такой океан любви обрушился на меня, что стало трудно дышать; думаю, я была на грани обморока. А толпа всё волновалась вокруг меня, люди протягивали руки и говорили: "наша Голда" и "шалом, шалом", и плакали…

Я не могла бы дойти пешком до гостиницы, так что – несмотря на запрет ездить по субботам и праздникам – кто-то втолкнул меня в такси. Но и такси не могло сдвинуться с места, его поглотила толпа ликующих, смеющихся, плачущих евреев. Мне хотелось хоть что-нибудь сказать этим людям… и я пробормотала не своим голосом на идиш: "Спасибо вам, что вы остались евреями". И я услышала, как эту жалкую фразу передают и повторяют в толпе, словно чудесное пророчество…

В гостинице все собрались в моей комнате. Мы были потрясены до глубины души. Никто не сказал ни слова. Мы просто сидели и молчали… Женщины рыдали навзрыд, мужчины закрыли лица руками… Кто-то сфотографировал эту новогоднюю толпу; фотографию наверно размножили в тысячах экземпляров, потому что незнакомые люди на улице шептали мне еле слышно: "У нас есть фото!" Но, конечно, я понимала, что они бы излили свою любовь и гордость даже перед обыкновенной шваброй, если бы швабру прислали представлять Израиль".

Автором знаменитого снимка 1948 года был Давид Хавкин. Это он, восемнадцатилетний юноша, сфотографировал Голду Меир возле московской синагоги в окружении многотысячной толпы евреев (этот снимок напечатали впоследствии на израильской денежной купюре).

Из воспоминаний Хавкина:

"Фотографировать было не трудно. Сложнее распространить фотографию, ведь распространение – это самое страшное преступление по советским законам.

Возле синагоги всегда стояли свахи, торгаши и прочие. Я выбрал одного торгаша, заинтересовал низкой ценой, и он согласился. Подготовил первую пачку фотографий, принес ему, и они разошлись, как семечки…

Самым знаменательным для меня был день, когда пришел отец, созвал всю семью и показал нам эту фотографию, которую он приобрел около синагоги. Никто не знал, что я сделал этот снимок, и это был один из самых радостных дней в моей жизни".

Израильские дипломаты пришли в синагогу и в Йом Кипур. По завершении молитвы Судного дня раввин Ш. Шлифер торжественно произнес традиционное пожелание: "В будущем году в Иерусалиме!", и эту фразу, как лозунг, подхватили многие. Сотрудники посольства возвращались пешком в гостиницу, а следом за ними двигалась толпа – подобной стихийной демонстрации уже десятки лет не бывало на улицах Москвы.

Г. Меир сказала после этого о евреях СССР: "Это замечательные евреи – возможно, наилучшие!"

5

Женой министра иностранных дел В. Молотова была Полина Жемчужина (Перл Карповская)‚ дочь еврея-земледельца с юга Украины – кандидат в члены ЦК партии, депутат Верховного Совета СССР; ее наградили орденами Ленина и Трудового Красного знамени. Молотов: "Мне выпало большое счастье‚ что она была моей женой. И красивая‚ и умная‚ а главное – настоящий большевик‚ настоящий советский человек".

Жемчужина приветствовала образование государства Израиль‚ при встрече с Г. Меир сказала ей на идиш: "Их бин а идише тохтер" ("Я – еврейская дочь"). И на прощание добавила со слезами на глазах: "Пусть у вас всё будет хорошо, тогда хорошо будет для всех евреев".

Сталин не мог этого простить, и в конце 1948 года Жемчужину обвинили в том, что "в течение длительного времени поддерживала связь и близкие отношения с еврейскими националистами, не заслуживающими политического доверия и подозреваемыми в шпионаже". В вину поставили и ее участие "в религиозном обряде в Московской синагоге" в марте 1945 года (это было траурное богослужение в память жертв Катастрофы).