Феликс Кандель - Очерки времён и событий из истории российских евреев [том 6] (1945 – 1970 гг.)

К 1948 году закрыли последние синагоги в Шаргороде Винницкой области: Большую синагогу превратили в завод по производству соков и вина, роспись на стенах уничтожили, во второй синагоге устроили библиотеку. К тому времени в Винницкой области оставалось пять зарегистрированных еврейских религиозных общин – в Виннице, Жмеринке, Черневцах, Ямполе и Бершади. В каждой из них были раввин и кантор, существовали погребальные братства; в субботние и праздничные дни приезжали в синагоги евреи из окрестных деревень. Местные власти запрещали собирать деньги для помощи нуждающимся и не разрешали проводить занятия по изучению Торы; о раввине винницкой синагоги было указано особо: "требует непрерывного наблюдения".

В 1949 году синагогу в Виннице закрыли и разместили там библиотечный коллектор; в последующие годы верующие евреи получали один и тот же ответ на свои просьбы: "В открытии синагоги в Виннице нет необходимости". С 1950 года запретили по всей стране возводить возле синагог "сукку" (в русском языке – шалаш, куща) во время осеннего праздника Суккот.

Жесткий контроль за действующими синагогами и недостаточное их количество приводили к тому, что появлялись подпольные "миньяны" – группы молящихся более десяти человек, собиравшиеся на частных квартирах. Совет по делам религиозных культов сообщал в ЦК партии: "Число нелегально действующих синагог довольно значительно… В Белорусской ССР, например, отмечена деятельность "миньянов" в Пинске, Барановичах, Полоцке, Борисове, Орше, Могилеве, Рогачеве..."

В Бершади на Украине один "миньян" составляли евреи-сапожники, а второй – евреи-портные. В Виннице – по донесению осведомителей – действовало в 1951 году 69 "миньянов", которые посещали около 6200 человек; были они в Тульчине, Могилеве-Подольском и в других городах области. Милиция проводила обыски, изымала религиозную литературу и свитки Торы, так как в этих недозволенных собраниях совершалось "культивирование" национальных чувств и "вредных концепций сионизма".

В начале 1953 года в Виннице арестовали 16 человек за посещение нелегальных "миньянов", среди прочего их обвинили в том, что в молитве произносили слова: "В будущем году в Иерусалиме". Нисан Пейсах (Черновцы): "Обряд обрезания пришлось сделать тайно, чтобы никто не знал и не выдал нас. Мы закрыли двери, занавесили окна, и наш друг, хирург, доктор Флор, рискуя своей репутацией, работой, партийным билетом, совершил эту операцию…"

Из официальных документов тех лет (о дне Йом Кипур):

"В Житомире… Бердичеве, Коростене на базарах жизнь замерла, многие ларьки, лавки, киоски разных организаций были закрыты… Вскрыта посещаемость синагоги в "судный день" коммунистами и комсомольцами…"

"Проверкой в Киеве обнаружено… что в одном только Подольском районе города не работало 34 торговых предприятия, служащие которых в этот день были в синагоге; в Одессе было закрыто 38 магазинов и ларьков; в Чернигове не работали 33 мастерские бытового обслуживания…"

"В 1949 г. в "судный день" в Киевскую синагогу приходило до 6500 чел., в 1950 г. до 7000 чел., в этом году синагога собрала до 20 000 человек…"

7

К концу войны московские хасиды вернулись из эвакуации, и Исраэль Пинский вспоминал:

"Хасидский зал центральной синагоги по субботам и праздникам бывал переполнен… Несмотря на то, что вокруг шли аресты, отец продолжал преподавать Тору и хасидизм взрослым и детям, зачастую бесплатно или за символическую плату. Дома он появлялся не раньше двенадцати ночи, после работы и вечерних уроков, а в пять утра был уже на ногах".

Раввин Ицхак Коган (о послевоенном Ленинграде):

"Моего дедушку Йосефа Тамарина замучили в 1950 году. Когда его хоронили, раввин Мордхе Эпштейн на его могиле взял клятву с моего отца, что семья будет продолжать еврейский образ жизни.

В Ленинграде были тайные синагоги и подпольные "миньяны", и мой папа, коэн (потомок первосвященника Аарона), ходил и давал благословения в нескольких таких "миньянах". Когда молились, то закрывали двери и никого не впускали и не выпускали. Окна занавешивали, чтобы никто ничего не видел, и одна из женщин обязательно смотрела, нет ли кого-нибудь подозрительного. Иногда собирались сорок-пятьдесят человек, а иногда двадцать…

"Когда я подрос, то стал коэном в одних "миньянах", папа – в других, брат подрос – и был в третьих…"

Из рассказов раввина Ицхака Зильбера:

"Раввин Шломо Боков, моэль из Саратова, был уже человек немолодой. Три его сына погибли на фронте, забота о внуках легла на старика и его жену. Жили трудно. Но когда раву сообщали, что надо сделать ребенку "брит-милу" (обрезание), он бросал все свои дела и ехал куда надо. В сорок девятом году рав Шломо приехал в Казань, сделал несколько обрезаний и уже собирался на вокзал, когда узнал, что у меня родился сын. Рав тут же продал билет и остался.