Андрей Богданов - Опальные воеводы

— Понятно, что гонят, — сказал рассудительно воевода, — а вот где именно гонят?

В ответ гонцы показывали руками налево, а куда — точно не видать было в поднятых тучах пыли. Воевода, видимо, их понял, потому что подозвал к себе Сидорова, и вскоре Сторожевой полк, раскинувшись загоном, пошел рысью влево от сакмы. За ним, как был в строю, только развернув коней за стоявшим на левом крыле воеводой, пошёл Большой полк. Забирая ближе в сторону крымского хана, пошёл за своими вслед полк Басманова с Зюзиным.

Только тела раненых и сраженных насмерть людей и лошадей остались на вытоптанном, залитом кровью и утыканном стрелами поле у большой ордынской дорожки. Огромные стаи ворон, привычно следовавшие за войсками крымского хана, начинали падать на трупы. Было около двух часов пополудни.

Сердар Правого крыла крымского воинства, знатный ширинский мурза, поседелый в разбойных набегах и густо покрытый следами жестоких стычек, второй час преследовал русских. Он понимал, что перед ним лишь сторожевые разъезды, но не хотел рисковать и не отпускал далеко рвущийся в бой Ерто́ул {19} 19 Ертоул — сторожевой полк или отряд. . Где-то здесь, и скорее всего правее сакмы, должны были притаиться главные полки московитов.

Сердар уже знал, что неприятель малыми силами атаковал передовой отряд. Это или разведка боем, или отвлекающий манёвр, ибо только безумец мог бы направить свои главные силы в крымский мешок. Опыт подсказывал, что московиты всегда имеют на границе малые войска, ставя свои большие и неповоротливые полки в глубине, чуть ли не у стен столицы. Разумный противник мог ударить сильнейшего только во фланг, чтобы быстро уйти в сторону с главного пути орды.

Со своей стороны сердар считал атаку более вероятной: здесь неприятель мог надеяться уйти в крепости на Зуше — Новосиль или Мценск, тогда как с другой — левой руки орды нападавших можно было бы гнать по бескрайним полям и утопить в Дону, если московскому воеводе не удастся чудом добежать до Ельца, что стоит далеко, на Быстрой Сосне.

Хитроумный мурза, не давая себя увлечь погоней, не распускал воинов загоном, но вёл их тремя плотными полками, поставив сильнейших на правый фланг. Сам он с отрядом телохранителей в украшенных медными колечками плотных панцирях двигался позади среднего отряда, готовый развернуть войско туда, где будет нащупан враг, окружить и уничтожить дерзких московитов, рискнувших вывести своих коней в великую Пустыню. Голова сердара под мелкой золоченой миской шлема непроизвольно поворачивалась вправо, и испытанное чутье не холодило бритую кожу на затылке.

Не чуял своей смерти старый разбойник, когда поворачивал голову к правому крылу полка, а уже обожгла она его холодным огнем голубых глаз юнца-севрюка, седьмого сына в семье, который, оставшись один, пошел на службу в лихие сотни Степана Сидорова.

Не видали татары, как сбежал с обратной к ним стороны кургана молодец и прыгнул вместе с товарищами в седло. Только несколько воинов стражи погнали по степи, углядев черными своими глазами тройку еле видных в высокой траве коней без всадников, заскакали им вслед за близкую рощицу, да назад не выскочили.

А кони без всадников поскакали уже позади рощи к русским полкам: двое поехали, а один остался. По наводке молодца, что из-под брюха конского вынырнул, как по нитке, прошел к рощице, собравшись в кулак, Сторожевой полк. Выступил из листвы ему навстречу севрюк-сирота, направо рукой отмахнул, а у ног его лежали три порубанных разбойника. Набирая прыть, пошел направо Сторожевой полк, выскочил из-за рощи, ударил в тыл слабейшее татарское Левое крыло.

Вопль раздался в поле, повернул свою голову ширинский мурза и хотел было взмахнуть кистенём, пустить главные силы в бок и спину дерзко нападавшим, да замешкался, руками в оружии запутался: полыхнуло ему в левое око малиновым огнем, потому что прибыл уже к роще за вторым молодцом Большой полк, отмахнула налево рука юнца-севрюка, и пошёл смелый русский полк из-за рощи самому сердару в тыл, и скакал в голове полка под малиновым знаменем сам Большой, и смотрел татарскому вождю прямо в глаза.

Но не глядел в глаза Ивану Васильевичу Шереметеву окружённый верными нукерами ширинский мурза — видел он только, как поднимается над головой русского богатыря полусаженный железный брус, московскими кузнецами кованный, на конце утолщенный, и читал супостат на этом брусе слово «смерть». Видел он на железном конце души загубленные, видел глаза убиенных и замученных, изнасилованных и в рабство проданных людей русских, мирных татар и ногайцев, мордвы и прочих людишек.