Андрей Богданов - Опальные воеводы

Скрылось в пыли дневное светило, погасло в мути золото степных далей. Только видел воин, как встал и махнул рукой человек впереди, у вершины закрывающей окоём возвышенности. Мигом вскочили люди и кони Сторожевого полка, почти незаметно для глаза прыгнули всадники в седла, брызнул песок из-под копыт — и вот уже нет никого впереди, только смутный рёв и свист доносятся из-за земного горба.

Но нет, зашевелилась впереди в траве какая-то глыба: да не глыба это, а сам Большой встаёт во весь свой богатырский рост, облитый с головы до ног тускло мерцающей броней, всматривается из-под руки в неведомую воину даль, машет на неприятеля бородищей. Уже лёгкими прыжками спускается он к своему полку и, куда делась медвежья неповоротливость, вспархивает, как птичка, на высокого буланого коня.

И не успевают новички удивиться воеводскому превращению, как слышится слева шелест тяжёлого, златом шитого шёлка и разворачивается над полком алая хоругвь святого Георгия Победоносца, скачущего на серебряном коне. В железном звоне прыгают в сёдла всадники, поднимая к небесам положенные поперек сёдельных лук копья с цветными значками, а на правом конце полка вспыхивает и подаётся вперёд малиновое знамя первого воеводы.

Тихим шагом, ровняя ряды, движется полк вперед и с высоты один лишь миг видит сквозь клубы пыли всё широкое поле. Видит, как впереди, прямо перед ногами, окружил Сторожевой полк и быстро вырубает не успевший даже сойти с дороги татарский передовой отряд, а дальше с невероятной быстротой разбрасывает в стороны черные крылья огромная колонна татарского Передового полка. Но промелькнула картина, и все быстрее, рысью, а вот уже и галопом летит кольчужный воин вместе с товарищами вперед, видя лишь спины бойцов Сторожевого полка, перепрыгивая через посеченных ими татар, глотая густую пыль из-под копыт.

Дикий свист разворачивающейся татарской лавы раздирает уши, заставляет шевелиться волосы, гасит все звуки. Бесшумно проплывает в небе тёмная туча, и сама собой покрывается земля щетиной дрожащих перьями стрел, беззвучно летят с сёдел и кувыркаются странно вместе с конями русские воины впереди. И вдруг, разрывая татарский гвалт, точно с неба звучит над конниками зычный рёв Большого:

— Бер-р-ри р-разбойника! Круши поганого!

Следом ревёт уже весь Большой полк, а всадники Сторожевого разлетаются настороны, и в это пространство, в чёрную стену неприятеля, в оскаленные зубы степных разбойников целят светлые острия копий с рвущимися на них флажками. А-а-ах! И вылетает из руки копьё с надетым на него врагом, и сама собой выскакивает из укрытия сабля, и, кажется, без сопротивления крушит шлемы и рвет кольчуги булатная сталь, и летают меж людьми головы, и кровь из перерубленных шей брызжет в небо, и кони зубами рвут злопахучего супостата и продолжают драться, потеряв всадника.

Но мало падает русских богатырей, самозабвенно устремившихся в битву, зато, как колосья под серпом жницы, обрезаются нити жизней крымских воинов и сотнями взмывают над степью безутешно кричащие от несправедливости души неудавшихся грабителей, которым теперь суждено вечно скитаться в пространстве, разыскивая своих оскорбителей.

Бессмысленно порхают по полю обрубленные могучим ударом воевод не успевшие вырасти крылья вражьего полка и уже летают над ними сверкающие сабли людей Басманова и Зюзина, смахивая с сёдел растерявшихся воинов. Сдавленные с трёх сторон, истошно вопят под неумолимой сталью крымчаки передового отряда, объятые недоумением и ужасом: вдвое большая их толпа выкашивается вдвое меньшим неприятелем.

И не скоро страх смерти придает бешеную силу избиваемым ханским воинам, больше часа катятся под копыта их головы, пока, взревев, не подается толпа назад в неудержимом порыве и, рассыпавшись по степи, летит безостановочно четыре версты до самого ханского главного полка.

— Ну, теперь у хана пойдет кавардак! — сказал Иван Васильевич, останавливая коня.

Сбившееся в кучу на месте бежавшего татарского полка русское воинство постепенно поправляло свои ряды и растягивалось поперек равнины. Только несколько десятков всадников, не в силах преодолеть азарта сечи, унеслись прочь, рубя и коля спасающихся крымчаков. Воевода с сожалением посмотрел им вслед, прощаясь, и поворотил коня к подъезжавшим воинам сторожевой службы.

— Бьют нас и секут! — возопили гонцы Плещеева, — прямо несть нигде спасения, особливо же наседает их Правая рука, гонит наших без остановок!