Андрей Богданов - Опальные воеводы

Что мог противопоставить Иван Грозный со своей холопской сворой этим мощным приготовлениям? Царь разрывался между яростью и страхом. Отправляя к королю посольство с просьбой о мире, Грозный требовал от русских дворян: «Если станут их укорять, или бесчестить, или бранить, или бить, то на укоризну, бесчестье и брань отвечать смотря по делу, что будет пригоже и как их Бог вразумит, слегка, а не браниться, против побоев терпеть… если будут их на посольстве бранить или бить — говорить одно, чтоб дали посольство исправить, и ни за чем не останавливаться, самим не задирать и невежливых слов королю не говорить!»

Умоляя о мире, царь не мог сдержать свой подлый нрав и приказал замаскированно оскорбить короля, что-де тот «со вчерашнего дня государь». А московский царь, должны были говорить послы, — извечный государь: «Государю нашему братья турецкий цезарь и другие великие государи, и то нашему государю не важно, что с вашим государем писаться братом».

Должен разочаровать тех, кто в подобных выпадах склонен видеть гордость Ивана Грозного: празднуя труса, он готов был отказаться на переговорах даже от царского титула. «А если государь ваш не велел нашего государя царём писать, — должны были сказать послы, — то государь наш для покоя христианского не велел себя царём писать!»

Особенно ярко эти противоречия отразились в личном послании Грозного Баторию от 29 июня 1581 года. Грамота начинается с неумной шпильки, что-де он царь всея Руси «по Божию изволению, а не по многомятежному человечества хотению» (в отличие от адресата). Перечислив требования короля, Грозный довольно смело их отвергает, говоря: «Мы такого превозношения не слыхали нигде и тому удивляемся: то ныне мириться хочешь, а такое безмерье паны твои говорят, — а коли будет размириться, чего они потребуют?»

Но далее на многих страницах следуют мелочные оправдания царя перед королем. Царь скулит, как побитый пес, сетует на «изменников», благодаря которым якобы побеждает король (это особенно возмутило Батория), и даже апеллирует к справедливости! Это послание показывает, насколько Иван Грозный в парах пролитой крови и фимиаме восхвалений утратил политическую ориентацию, называя непозволительным для короля в международных отношениях именно то, что составляло основу его собственного поведения.

«А твои паны Рада (Сенат. — Авт .) говорили послам нашим, — сетует царь, — что ты на том присягал, что тебе Ливонскую землю добывать. И то христианское ли дело, для того присягать, чтоб за посмех, напрасно, хотя гордости, и корысти, и расширения государства, лить неповинную христианскую кровь?»

Местами в грамоте звучит такая благоглупость, что невольно возникают сомнения в способности Грозного контролировать свою речь. Ведь мог же он в письме 1569 года умолять английскую королеву Елизавету I о предоставлении ему политического убежища, когда царь сбежит от своих подданных, а в следующем послании (1570) называть её «пошлой девицей», которой «владеют… мужики торговые». Вот и в грамоте 1581 года читается рассуждение, абсолютно не адекватное сложившейся на фронтах ситуации:

— А что ты присягал в том, что будешь добывать отнятые (у прежних королей. — Авт .) области и очищать Ливонскую землю, так же и паны твои между собой о том присягали, что им за то стоять, — ино то для неповинного кровопролитства христианского сделано по басурманскому обычаю. И тот твой мир знатен: ничего иного не хочешь, только бы христианство истребить, — мириться ли тебе и твоим панам с нами, воевать ли, только бы тебе желания свои исполнить на пагубу христианам. Ино то что за мир? То прелесть! А если нам тебе всю Ливонскую землю уступить, и нам в том убыток великий будет. Ино то что за мир, коли убыток? А ты ничего иного не хочешь, только бы тебе впредь быть сильнее нас. И зачем нам тебе самим против себя силу давать? А если ты силён и жаждешь крови христианской — то приди, пролей неповинную христианскую кровь и возьми.

Последнее предложение хотелось бы рассматривать как риторический оборот, если бы за ним стояла армия, собранная для защиты страны. Но в том-то и дело, что не формированием армии был озабочен Иван Грозный, и некому оказалось остановить победное шествие королевских полков по Русской земле. Это один вампир приглашал другого приложиться к чаше с кровью русского народа. Не армией грозил царь Стефану Баторию, а тем, что если тот начнёт на Руси кровопролитие, то царь с ним лет на 40–50 прервет переговоры! С нами, дескать, крёстная сила…