Естественно, Марко Поло был в курсе нововведений, и, будучи придворным, участвовал в крупном предприятии по распространению татарской азбуки.
Таким образом, помимо багажа, навыков, типичных для сына торговца, помимо знаний, приобретенных благодаря многолетним исследованиям нравов и ритуалов многих народов, Марко приобретает профессионализм в управлении государством. Статус иностранца, особое положение протеже императора, преданного своему покровителю, нейтрального по отношению ко всем классам, партиям и сектам — давали решительные козыри для начала удачной и плодотворной карьеры в этой империи завоевателей, которая стремилась обновить систему административного управления.
Культура татар страдала, однако, от серьезного недостатка. Марко, конечно, не знал китайского языка, во всяком случае понимал его очень слабо. Мы склоняемся к тому, что он на самом деле не посещал Китая или, по выражению П. Демевилля, видел его «через монгольскую ширму».
Ни Кубилай, ни его советники и офицеры не умели говорить на языке их новой империи: вся административная переписка велась на монгольском языке. В морской провинции Фукьен, например, ни один из функционеров на местах, на всех уровнях местной администрации, не знал языка коренных жителей; все приказы и вердикты империи были опубликованы на языке двора, сопровождаемые переводом; и только в 1293 году, уже после отбытия венецианцев Поло, были разрешены публикации на китайском языке. Это непризнание, недооценка языка чувствуется в «Описании мира» Марко Поло. Диктуя свой рассказ, он имеет только «монгольское» воспоминание о Китае. Все географические названия, названия городов, провинций, рек переписаны на венецианский язык или на французский — язык того, кто писал. Но отталкивается он от монгольского названия места. Отсюда частые искажения, деформации названий, затрудняющие идентификацию. В этом смысле книга ставит много проблем, которые так и не разрешены или далеки от разрешения.
Пекин, придворный город завоевателей, Марко называет Камбалук. Монгольское название — Хан-бали, то есть «город хана» — переходит на новую столицу, построенную Кубилаем совсем рядом со старой столицей предыдущей династии, разрушенной армией Чингисхана. Он говорит, что это последнее монгольское название этого большого города, который сначала назывался Тай-ту (верховная имперская резиденция), затем, начиная с 1272 года — Чунг-ту (вторая имперская резиденция). Название Хан-бали, по его мнению, подчеркивает глубокое почтение к императору.
Другой пример того же отношения: для него Северный Китай — это только Катай, то есть страна Катаев — название первой династии монголов, которые с X века открыли путь к завоеваниям на Севере. В то же время для Южного Китая, за Желтой Рекой, мы видим, как он, в сомнении, пишет то «манзи», то «мажи», принимая фактически две разные традиции. «Мажи», будучи, конечно, простонародным искажением слова «Манзи», для персидских историков означало «Большой Китай», всю империю Сунов, включая южные провинции. Название «Манзи», которое Марко употребляет чаще, является китайским словом «ман-тсе», которое звучит действительно как «манзи» в транскрипции персидской. Слово это — «сын варваров»; с оттенком пренебрежения оно довольно часто употребляется китайцами севера, задолго до монгольского вторжения. «Описание» вынужденно повторяет эту точку зрения в пользу на этот раз завоевателей, пришедших из степей, и очевидно, что Марко не осознает единства китайского мира. Он воспринимал страны Манзи как далекие, со странными обычаями, чужеродные друг другу королевства.
Сбор информации
Что касается службы у императора, мы не видим, чтобы Поло пригодился профессиональный опыт торговца, делового человека, финансиста или даже моряка. Кубилай не использует венецианцев ни для ведения счетов, ни для того, чтобы следить за казной или эмиссией бумажных денег, ни для того, чтобы получить большие займы… или вытащить деньги из их собственных сундуков. Их осведомленность в финансовом деле, опыт в большом или среднем обороте денег и ценных металлов, никак не служит им. Мы их больше не видим торговыми посредниками или поставщиками предметов роскоши, тканей, полотна, ювелирных изделий, даже стекла, о котором торговцы, уезжающие в Китай, так часто заботятся в Венеции.
Удивительно, но ни генуэзцы, ни венецианцы) обосновавшиеся при монгольском дворе, не принимают участия в строительстве и развитии могучего флота торговых кораблей для путешествий в Индию и боевых кораблей для больших военных экспедиций. Какая совершенная адаптация к новым условиям, какой быстрый прогресс степных племен в морском деле!
Читать дальше