Игорь Бунич - Быль беспредела, или Синдром Николая II

— Я боялся засветиться, — честно признался Феофил. — Посудите сами: сначала целая бригада с Лубянки хватает Алешу Лисицына. Надя говорила, что попытается кое-что выяснить, поскольку у нее есть там знакомые, видимо, она имела в виду вас. Потом исчезла сама. На следующий день появляетесь вы и изымаете ее диссертацию. Я хотел спасти то, что можно — диссертацию. Конечно, я и думать не мог, что вы меня так быстро высчитаете. Считал, что вы меня вообще не знаете…

— Вы можете объяснить мне, — спросил Куманин, — что все это значит? Что это за мальчик такой, из-за которого разгорелся весь сыр-бор? Честно вам скажу, мне совершенно неизвестно, арестована Надя Шестакова или нет. Об этом гадать можно, не более. Подобное предположение может увести очень далеко по ложному пути…

— Вы так и будете стоять в сенях? — вмешалась в разговор Клавдия Ивановна, продолжавшая рассматривать Куманина. Сергей ощущал на себе ее любопытный взгляд и нервничал, сам не зная почему.

— Проходите в комнату, — продолжала она, — и там беседуйте, хоть до утра.

Феофил вопросительно посмотрел на Куманина, тот на мгновение задумался, но потом махнул рукой:

— Хорошо, побеседуем здесь, у вас.

У Феофила оказалась маленькая комнатка, не более десяти квадратных метров. Окна смотрели на кусты с черной смородиной. Видимо, на фоне именно этих кустов Надя, Феофил и Алеша Лисицын когда-то фотографировались. В комнате стоял стол, украшенный настольной лампой с самодельным абажуром. На стене висело несколько книжных полок, на которых сверкали яркими корешками книги на иностранных языках, главным образом, насколько понял Куманин, по психиатрии и физиологии. Висела старинная фотография священника в облачении и с крестом на груди, а чуть дальше — яркая лубочная картина, на которой большой корабль, в результате страшного взрыва задрав корму, уходил в пучину. Маленькие фигурки людей прыгали за борт и беспомощно барахтались в волнах. В центре картины два дюжих ангела, распластав лебединые крылья, несли кого-то в морской форме над волнами, как дикие гуси Иванушку.

— «Дантон»? — спросил Куманин, поймав на себе настороженный взгляд Феофила.

— Нет, не «Дантон», — вздохнул Феофил, — это «Петропавловск». Дед у меня на нем служил и чудом спасся, после чего стал священником. Семейная реликвия. Он ее сам в Москве купил на базаре.

Подойдя поближе, Куманин увидел, что внизу картины буквами, стилизованными под славянскую, вязь, написано: «Коварное потопление японцами броненосца „Петропавловск“ и чудесное спасение Великого Князя Кирилла Владимировича». Теперь стало понятно, что ангелы несли именно Великого Князя Кирилла.

— Да, да, — произнес Куманин в некотором смущении, — я слышал об этом. Там еще кто-то из очень известных людей погиб…

— Художник Верещагин, — подсказал Феофил, — и адмирал Макаров.

— Кирилл Владимирович, кажется, потом, в эмиграции, стал главным претендентом на престол, а сейчас его сын, Владимир Кириллович. Столько лет прошло, а они все не желают признать своего поражения, на что-то надеются, — Куманин с неподдельным интересом рассматривал лубок. — Вы говорите, у вас там дед служил. А что потом с ним стало?

— После спасения с «Петропавловска», — ответил Феофил, — он стал священником. Здесь было большое село с тремя церквями. В 1918 году его убили.

— Кто? — поинтересовался Куманин.

— Ваши, — спокойно произнес Феофил. — ВЧК. Сюда приехал злобный параноик Нефедов, бывший уголовник. Его освободила из тюрьмы Февральская революция. Приехал уже как уполномоченный ВЧК. По его приказу в окрестных селах арестовали всех священников, купцов, учителей, офицеров, вплоть до коллежских регистраторов. Отвезли в Серпухов, погрузили на две баржи и утопили в Оке. Когда-то об этом даже говорить запрещалось, а недавно в местной газете «Знамя Ильича» целая статья об этом была опубликована: «Серпуховская трагедия».

— Время было такое, — вздохнул Куманин. — Революционный пролетариат избавлялся от чуждых классов…

— Значит, вы тот самый полковник Куманин, — неожиданно спросил Феофил, — о котором говорило радио «Свобода» как об организаторе под крышей КГБ антисемитских и националистических организаций?

— Я майор, а не полковник, — поправил его Куманин, — а вы часто «Свободу» слушаете?

— Разве запрещено? — поинтересовался Феофил.

— Нет, конечно, — ответил Куманин, — но свидетельствует о многом. О моральном облике, например, о враждебном отношении ко всем ценностям нашего общества. Вам же известно, что эта радиостанция — рупор ЦРУ.