Пьер Декс - Клеопатра

Она облеклась в царские одеяния и возлегла на золотое ложе в зале. Когда после поражения при Акции Клеопатра всячески добивалась восстановления военного могущества и готовилась к побегу, она изучала способы самоубийства, заставляя палачей испытывать бывшие в ее распоряжении яды на приговоренных к смерти преступниках. Еще тогда она выбрала укус аспида. Клеопатра раздразнила спрятанную в корзине со смоквами змею и протянула к ней руку. Голова, как она и ожидала, стала тяжелой-тяжелой, от внезапной дремы оцепенели члены. Царица успела лишь ощутить, как на лице проступил пот.

Получив послание Клеопатры, Октавиан поспешил направить к гробнице солдат. Тело Клеопатры стало уже коченеть, Ирада, одна из ее служанок, простерлась замертво у ног госпожи, другая, Хармиона, еще живая, поправляла диадему, сползшую со лба Клеопатры.

— Прекрасно, Хармиона, — заметил с иронией один из центурионов Октавиана.

— Прекрасно. И как это приличествует царице, наследнице стольких царей.

Тут она рухнула наземь.

Октавиан был игроком высокого класса. Он предоставил Клеопатре ту милость, о которой она просила в своем послании, и с царскими почестями похоронил ее рядом с Антонием. Ирада и Хармиона тоже удостоились почетных похорон, после чего Октавиан воздал должное мужеству и величию царицы- Затем он приказал убить Цезариона и велел изготовить статую, изображавшую Клеопатру в тот самый момент, когда ее жалит змея, с тем чтобы царица хотя бы в таком виде предстала в его римском триумфе.

Октавия присоединила к своим детям шестерых детей, оставшихся от Антония, в том числе троих младших от Клеопатры. Клеопатра Луна единственная среди них, чей жизненный путь нам известен. Октавиан выдал ее замуж за Юбу, царя Нумидии и Мавретании, а внучка Клеопатры, Друзилла, стала женой Феликса, прокуратора Иудеи времен Нерона, того самого Феликса, против которого выступил с обличениями апостол Павел.

Известно также, что на долю одной из дочерей Антония и Фульвии выпала редкая честь быть одновременно бабушкой императрицы Мессалины и императора Нерона и что одна из дочерей Антония и Октавии была матерью императора Клавдия, бабушкой императора Калигулы и императрицы Агриппины, то есть прабабушкой Нерона.

Слишком рискованно, конечно, черты этого доблестного потомства выводить из характера одного только Антония, основателя генеалогического древа. Тем не менее родственная близость достаточно объясняет причину, по которой все историки и литераторы, воспевающие потомков Антония, явившихся одновременно наследниками Октавиана, так ополчаются на Клеопатру. Началось это еще с битвы в Амбракийском заливе. Для Горация Клеопатра — гении зла, для Вергилия — божественное чудовище. Но уже вскоре уровень полемических выпадов снижается. Для Проперция, несколькими годами позже, она превращается в шлюху из трущоб Александрии.

Так изображают Клеопатру «чисто римские» авторы. В том же духе пишет и Иосиф Флавий, сторонник Ирода, который поспешил в Александрию, едва ему стало известно о смерти Клеопатры. Он привез с собой «пустяковую» сумму в восемьсот талантов, желая тем самым укрепить свою дружбу с Октавианом. В качестве ответного дара он получил Иерихон с его окрестностями, пожалованный некогда Антонием Клеопатре, несколько городов в Сирии, личную охрану Клеопатры и воспитателя ее детей в придачу, чтобы придать ему немного лоска, поскольку он превращался теперь в заметную персону.

Что до Октавиана, то через три года он становится императором Августом, чья мудрость, милосердие и прочие добродетели нам хорошо известны.

Здесь останавливается история и зарождается легенда. Одним из ее создателей можно считать самого Августа, уверяющего, что добродетель молодого Октавиана не поддалась колдовским чарам, которым простой смертный противиться был бы не в силах. Потрудились позднее и потомки Антония, ставшие наследниками Августа и желающие, чтобы преемники Октавиана-Августа были одновременно потомками богов. Клеопатра приобретает атрибуты богини Венеры, но происходит это как раз в тот момент, когда влияние христианства лишает ее былого очарования, уничтожает вкрадчивое обаяние язычества. Однако о ней вспоминает, естественно, Запад, когда изобретет романтическую любовь, любовь-страсть эпохи крестовых походов. В Сирии, в столь часто посещаемых Антонием и Клеопатрой местах, крестоносцы, прочтя сделанные по велению императоров надписи, увидят в них не свидетельство злых чар Клеопатры, а знаки куртуазного служения рыцаря своей даме.