Пьер Декс - Клеопатра

Клеопатра не чувствует себя в безопасности в Риме, где уличные стычки стали явлением повседневной жизни. Клеопатра бежит из Рима (по утверждению Цицерона). Хоть и беглянка, но нельзя сказать, чтоб она чрезмерно спешила. Раз Цезарь убит, какой смысл оставаться в Риме? Таков главный мотив отъезда. В глазах общества она всего лишь любовница покойного диктатора, то есть, попросту говоря, ничто, она объект ненависти прежде всего женской части римского населения. Римский период завершен, теперь она царица Египта, где можно быть единовластной владычицей, и поскольку осторожность никогда не мешает, она, не теряя времени, расправляется с последним из живых братьев. И вскоре после этого: «Царствующая владычица двух стран, Клеопатра, любимая богиня своего отца, соединяется со своим сыном, сыном солнца, повелителем диадем, Птолемеем, по имени Цезарь. Да живет она вечно, любимая богом Пта и богиней Исидой» — такова надпись.

Завершилась эпоха в жизни Клеопатры. Преследуемая недругами отроковица превратилась в уверенную в себе и в своем могуществе женщину. Римская мечта погибла, но свои козырные карты царила сохранила. И среди них доказательство любви Цезаря — Цезарион (непочтительное прозвище, данное александрийцами сыну Цезаря, тоже Цезарю, официально Птолемею XVI). Повторим вновь: Клеопатре был необходим этот сын, так же как было необходимо исчезновение братьев. Прочее — тайна Клеопатры, в которую мы никогда не проникнем. Цезарион появился в тот самый момент, когда его матери нужно было доказать политическую необходимость его существования. И мы увидим, что он как бы исчезнет, когда его мать сочтет, что явное наличие Цезариона перед лицом приемного сына покойного диктатора, каким был Октавиан, будет ей в тягость.

С этим получившим имя Цезаря и послушно исчезающим и появляющимся вновь Птолемеем Клеопатра виртуозно разыгрывает привычные для династии Лагидов ситуации. Она царствует то в одиночку, то с ребенком, которого, если это необходимо, можно рассматривать как единственного кровного наследника Цезаря. Вспомним к тому же, что такие сыновья у Лагидов уже убивали своих матерей, а матери — сыновей, и потому важно ли в конце концов знать, кто такой Цезарион: может быть, он не сын Цезаря, может быть, даже не сын Клеопатры.

Властителя Рима нет более в живых, но эта женщина в Александрии, царица и регентша, имеет возможность говорить от имени своего сына, сына солнца, повелителя диадем, Птолемея, нареченного также Цезарем.

В 44 году Антоний и Цезарь были консулами. Один из заговорщиков предложил задержать Антония у входа в сенат, пока убивают Цезаря. Едва до Антония дошла весть об убийстве, как он мгновенно скинул одеяние консула, переоделся в простое платье и, затаившись, стал выжидать дальнейших событий.

После полудня он узнал, что заговорщики заперлись в Капитолии. Тут он вновь облачился в прежние одежды, созвал ликторов и солдат и явился с ними на Форум. Он поставил стражу у тела Цезаря, после чего сразу отправился к Кальпурнии и с помощью уговоров и ухищрений убедил ее передать ему все документы и сокровища мужа.

По воле случая Антоний был в это время главным магистратом того самого республиканского режима, который хотели оставить в неприкосновенности убийцы Цезаря. Вероятно, по этой причине никто тогда не покусился на его жизнь. Почувствовав свою силу, Антоний тотчас начал действовать.

На следующий день он взял на себя управление государственными делами. Антоний созвал на 17 марта сенат и принял меры по умиротворению, объявив амнистию, распространяющуюся как на цезарианцев, так и на тех, кто участвовал в заговоре и намеревался свергнуть диктатуру.

Меж тем римский плебс все более проникался враждебными чувствами к убийцам Цезаря, засевшим на Капитолии. 18 марта сенат поручил Антонию вступить с ними в переговоры. Они согласились на это при условии, что стороны обменяются заложниками. Антонию и Лепнду, другу Цезаря, командовавшему войсками в Риме, пришлось послать своих младших сыновей на Капитолий, и тогда оттуда спустились Кассий и Брут. Совместный обед Антония и Кассия дает, если можно так выразиться, обильную пищу для размышлений древнеримским и современным историкам. Сотрапезникам приписывают такой диалог: