Михаил Белов: Мангазея

Но раньше чем это зимовье построили, из Якутска пришел приказ воеводы Петра Головина прекратить всякие поездки на остров «с заморным зубом». Сначала, правда, воевода решил хорошенько разузнать об острове, а поэтому в 1642 г. он поручил едущему на Оленек известному полярному мореходу Ивану Реброву узнать «про Набару реку и промышленный остров с заморным зубом… сколь долече Набара река, и какие в ней люди, и сколько их, и долече ли от Набара реки остров морской с заморным зубом и какой к нему ход». Из дальнейшего явствует, что Ребров выполнил задание Головина, а тот, получив точные сведения, распорядился запретить поездки на морской остров и реку Анабар.

Оленекскому целовальнику Ивану Шелковнику воевода приказал: «смотреть и беречь накрепко и о том им, служивым людям, заказ учинить крепкий всем торговым и промышленным, чтоб никто на море к острову, где сказывают заморный зуб, не ходили и дорогу туда б не прокладывали». Уже много позже того, как на Анабаре возникло мангазейское ясачное зимовье, когда бассейн этой реки вошел в состав мангазейских территорий, якутские воеводы продолжали требовать от своих ясачных сборщиков и целовальников, чтобы они никого не пускали на Анабар и морской остров. Вскоре район, на который распространялось запрещение, заметно расширился. В 50-е и 70-е гг. не разрешалось переходить не только с Анабара и морского острова на Оленек, но и на северо-восточные реки — Яну, Индигирку, Колыму и Анадырь. Запрет распространился и на неустановленную никем сухопутную границу между Якутским и Мангазейским уездами. В 1652 г. верхневилюйский целовальник Лазарь Никитин должен был «заказ учинить крепкой всем торговым и промышленным людям, по всем зимовьям, чтоб никто из них с Вилюя и с Лены на Нижнюю Тунгуску через Вилюйский хребет в Мангазейский уезд отнюдь не ходил». Ослушников было приказано ловить и под охраной препровождать в Якутск.

Продолжавшиеся напоминания о запрете ходить «заповедным путем» лишний раз говорят, что нарушения его все же имели место и что какое-то количество людей переходило через «границы» уездов, несмотря на строгий указ. Просачивание через кордоны становилось тем настойчивее, чем быстрее исчезал соболь в старинных промысловых районах Сибири. Именно Мангазейский уезд в последней четверти XVII в. представлял наглядное тому доказательство. Но не лучше обстояло дело и во многих районах Ленского воеводства, где из-за хищнического истребления пушного зверя промыслы резко упали, а это привело к новой серии походов в «новые землицы». Промышленные люди проникли в «Коряцкую Землю», а затем и на Камчатку, последний «пушной Клондайк» Сибири. Слухи о «Коряцкой» и «Камчатской» землях распространялись довольно быстро.

Именно в обстановке 80-х гг. XVII в. всего вероятнее возник дерзкий план обхода по морю недоступного Таймырского полуострова — последней преграды на пути из Мангазеи в северо-восточные земли, манившие многих своими богатствами.

В этой связи стали накапливаться новые материалы и документы, которые позволили историкам приоткрыть завесу над тайной фаддеевской трагедии. В 1949 г. В. Ю. Визе опубликовал в «Летописи Севера» очень интересные выдержки из сочинения голландского этнографа и географа XVII в. Н. Витсена «Северная и Восточная Татария» (Амстердам, 1690 г.). Известно, что голландец с помощью своих русских корреспондентов внимательно следил за событиями в Сибири. Его особенно привлекали сведения о плаваниях вдоль Евразийского побережья и на наиболее трудных его участках — вокруг Таймырского и Чукотского полуостровов. Немало этих сведений Витсен получил позднее, когда в Голландию в 1697 г. прибыло «Великое посольство» во главе с Ф. А. Головиным, сыном тобольского воеводы Алексея Петровича Головина.

«Как говорят, — писал Н. Витсен, — высокочтимый господин Головин, когда он был тобольским наместником, отправил по Енисею в море 60 человек, чтобы попытаться проехать оттуда к Лене и обогнуть Ледяной мыс, но никто из них не вернулся, так что морской берег там неизвестен. Я подозреваю, не является ли это плавание тождественным с тем, о котором речь была выше». А выше Витсен рассказал о плавании Ивана Толстоухова: «Иван Толстоухов, у которого прозвище Толстое Ухо, сын видного русского дворянина поплыл в 1686 году, по приказу, по Енисею на трех кочах, чтобы обогнуть с севера морские берега. Однако он не вернулся, и можно думать, что он погиб со всей своей командой». Эти данные Н. Витсен получил от тобольского воеводы Головина, и, таким образом, его сообщение приобретает характер документальный. Однако полного доверия сообщению голландца не было, так как в русских источниках подтверждения ему не нашлось. Просматривая в Военно-морском архиве рукописи Великой Северной экспедиции (1733–1743 гг.), автор этих строк встретил важное упоминание об экспедиции Толстоухова, причем в такой форме, которая не вызывала сомнений. В судовом журнале за 1738 г. бота «Оби-Почталион», которым командовал штурман Федор Минин, есть запись одного очень важного события: во время остановки в Енисейском заливе у Крестового зимовья туруханские посадские люди Сергей Соболев и Григорий Кибалин, бывшие с Мининым, указали ему на место, где стоял старинный крест с надписью. Минина это очень заинтересовало, и он отправил офицера Паренаго с группой матросов, приказав им осмотреть крест и прочесть надпись. В судовом журнале сказано: «Паренаго репортовал: написано на кресте 7195 год ставил оный крест мангазейский человек Иван Толстоухов». Находка Минина самым убедительным образом подтвердила сообщение Н. Витсена по двум важным пунктам: во-первых, экспедиция, отправившись в 1686 г. из Новой Мангазеи, зимовала в 1687 г. недалеко от зимовья Крестового: во-вторых, эту экспедицию возглавлял мангазейский человек Иван Толстоухов. В материалах плавания Федора Минина отыскалось и другое свидетельство о походе Толстоухова. На карте Ф. Минина 1740 г. имеется указание на вторую зимовку Толстоухова. Она произошла в районе Пясинского залива, где Толстоухов и его товарищи срубили зимовье, которое Минин назвал «зимовье Толстоухова». Следовательно, экспедиция смогла продвинуться на значительное расстояние и оставила след на западном берегу Таймыра. Дальнейшая ее судьба неизвестна. Витсен считает, что все участвовавшие в ней 60 человек погибли.