Олег Платонов - Жизнь за царя (Правда о Григории Распутине)

"Милый друг, - молит он царя, - еще раз скажу: грозна туча над Россией, беда, горя много, темно и просвету нет; слез-то море и меры нет, а крови?

Что скажу? Слов нет, неописуемый ужас. Знаю, все от тебя войны хотят и верные, не зная, что ради гибели. Тяжко Божье наказание, когда уж отымет путь, - начало конца. Ты - царь, отец народа, не попусти безумным торжествовать и погубить себя и народ. Вот Германию победят, а Россия? Подумать, так все по-другому. Не было от веку горшей страдалицы, вся тонет в крови великой, погибель без конца, печаль. Григорий".

Есть много оснований утверждать, что будь Распутин рядом с царем в те решающие дни 1914 года, Россия, возможно бы, не вступила в войну. Но Распутин лежал тяжело раненый в тысячах километров от царя и не мог ничего сделать, кроме как послать телеграмму.

Антивоенная позиция Распутина была глубоко ненавистна всем антирусским и революционным силам. Враги России и внутри и за рубежом испытанным способом пытаются оклеветать Распутина, представить его сторонником войны. В разных странах появляется целый ряд статей, в которых намеренно искажается его позиция с целью представить дело так, мол, Россия готовится к агрессивной войне.

В немецкой газете "Гамбургер Фремденблат" от 21 июня 1914 года за подписью Акселя Шмидта заявляется, что прежний апостол мира Распутин все больше склоняется в панславистскому образу мыслей. Теперь он стал проповедовать соединение всех православных и славян под скипетром русского царя. Если это так, то европейскому миру угрожает немалая опасность. Русской народной думе, утверждает немецкая газета, можно только на почве религии внушить воинственные замыслы. "Борьба против неверных, водружение креста на Св. Софии" - эти слова еще не потеряли волшебной силы над душой простого народа. Будет ли в таком случае небольшой образованный и мирно настроенный верхний слой общества в состоянии бороться с этой агитацией - еще неизвестно. Во всяком случае, просто смешно думать, что мир Европы зависит теперь от нескольких желаний и воли хитрого мистика или даже просто авантюриста. Но в стране неограниченных невозможностей все возможно", заявляет газета. Так намеренно истина переворачивалась с ног на голову. Простой русский народ обвинялся в воинственных замыслах, а верхний слой, которому преимущественно и была близка мысль о войне, объявлялся миролюбиво настроенным.

Тем не менее, конечно, не следует воспринимать Распутина наивным пацифистом. Он отчетливо понимал, если войны не удастся избежать и будет совершено нападение, нужно поднимать всю народную мощь, нужно иметь надежных союзников. Здравый смысл и практическая сметка чувствуются в его беседе с корреспондентом "Биржевых ведомостей" по поводу убийства австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда, выступавшего категорически против войны с Россией: "Что тут, братец, может сказать Григорий Ефимович? Убили уж, ау. Назад-то не вернешь, хоть плачь, хоть вой. Что хочешь делай, а конец-то один. Судьба такова. А вот английским гостям, бывшим в Петербурге, нельзя не порадоваться. Доброе предзнаменование. Думаю своим мужицким умом, что это дело большое - начало дружбы с Россией, с английскими народами. Союз, голубчик, Англии с Россией, да еще находящейся в дружбе с Францией, это не фунт изюма, а грозная сила, право хорошо".

В предвоенные месяцы в российских газетах еще можно прочитать более или менее объективные интервью с Распутиным. Время от времени газеты, наряду с клеветническим, сфабрикованным материалом, помещают очень интересные беседы с ним. Мы перескажем некоторые из них, сохраняя подлинные слова Григория Ефимовича. Эти беседы хорошо отражают его настроение и мысли.

- Надолго ли пожаловали в Петербург? - спросил Распутина петербургский журналист С. Никитин.

- Совсем ненадолго... через несколько деньков уеду, - отвечал Григорий.

- Извиняюсь за нескромный вопрос: каковы цели настоящего приезда вашего в Петербург? Быть может, чисто личные дела?..

- Вот-вот, по личным делам приехал, именно...

- С дочерью?

- А вот что, родной, - отреагировал на вопрос Никитина Григорий Ефимович, и в тоне его голоса, по словам журналиста, послышалась нотка не то раздражения, не то искренней, нескрываемой боли. - Не будем говорить о моих дочерях.

- Вам неприятно, Григорий Ефимович, что о них упоминалось в газетах?

- Ну да, стало быть, так. Правильно понимаешь... Ну? Нешто приятно? То про институт там какой-то целую историю натворили, то о том, то о сем. Уж брешут обо мне, ну и пусть себе брешут, а родню-то мою надо пощадить. Оне-то при чем тут, ну?...