Гай Плиний - Письма Плиния Младшего, Панегирик императору Траяну

Плиний из Вифинии не вернулся: он умер в своей последней должности императорского легата в 111 или 113 г.

Интересно сравнивать письма Цицерона и Плиния. Чтобы почувствовать основную их разницу, следует после плиниевых писем прочесть несколько писем Цицерона к ближайшему другу его, Аттику. Цицерон перед ним весь нараспашку: он изливает ему свои мысли, чувства, впечатления, не заботясь ни о композиции письма, ни о подборе слов, ни о впечатлении, какое произведет своим письмом: "я говорю с тобой как с самим собой" (8.14.2). Овеянные дыханием живой жизни эти безыскусственные записки обретают ту силу, которой наделены высокие художественные произведения: живешь вместе с автором писем, думаешь его мыслями, переживаешь его чувства, он тут, с тобой, твой собеседник и друг двух тысяч "разъединяющих лет" как не бывало.

Письма Плиния - это литературная работа, рассчитанная на читателя и неизменно учитывающая его впечатления; они написаны по плану, составлены в обдуманных выражениях и тщательно подобранных словах. Письму поставлена определенная цель: убедить читателя, вразумить его, доставить ему удовольствие и (не последнее дело!), показать себя в благоприятном свете. Это не снижает значения "Писем": для характеристики высших кругов тогдашнего общества нет источника ценнее, - но не стирает с них досадного налета надуманности и деланности.

2

В Плинии было много противоречий, которые он не пытался сгладить, потому что их не замечал. Его карьера была обычной для человека его круга - хороший адвокат, магистрат, ровно проходящий cursus honorum, несущий ряд важных должностей, безупречный в совестливом и строгом исполнении своих обязанностей. Он гордился своими магистратурами и званиями, славой адвоката и литератора, авторитетом в широких кругах общества. И в то же время оценивающим и критическим оком окидывал окружающий мир. Он исполнен уважения к сенату: с удовольствием отмечает, что нигде его не слушают так благосклонно, как в сенате (II. 11.11); сенатское постановление о благодарности ему за умелое и старательное ведение важного уголовного дела считает единственной достойной наградой (III.9.23). И тут же характеристика этого сената: у сенаторов-судей не хватает ума разобраться в сложном и запутанном процессе, да и нет охоты в нем разбираться - не о торжестве справедливости хлопочут они, а лишь о том, чтобы не испортить отношений с подсудимыми, людьми влиятельными; они не постыдятся подвести под наказание мелкого воришку и этой жертвой выгородить крупные фигуры настоящих преступников. Они прикрывают искательство и личную приязнь личиной строгости (III.9.9-10). Эта распущенная толпа, у которой нет уважения ни к себе, ни к месту, где они заседают (III.20.3-4); сенаторы позволяют себе шутовские выходки; справиться с этими людьми сенат не в силах и способен только жаловаться на них принцепсу (IV.25.1).

Характеристика современников не мягче: у них нет нравственного кодекса, сверяясь с которым, они бы оценивали поведение человека; они "поклонники успеха": хорошо то, что увенчано удачей; плохо - закончившееся провалом (V.9.7); искательные и лживые (IV.2.4), они больше всего ценят богатство (I.14.9); берегут свое и небрежны с чужим (IV.13.8); они "рабы минутного": на них нельзя положиться; они неблагодарны и добра не помнят (III.4.6); им приятно очернить ближнего (I.8.5). В адвокатской среде вошло уже в обычай наживаться нечистыми путями и торговать совестью (V.13.6-7).

Все эти замечания, разбросанные в письмах, сделаны "без гнева и упреков": у Плиния нет ни желчного раздражения Ювенала, ни негодования Тацита. Он просто отмечает то, что видит, внося, где можно, добрые и умные коррективы (II.16; IV.10; IV.13; VI.8). Он хорошо уживался с этим миром, в котором действовал во весь размах своих сил и энергии, но иногда уставал и от него и от своей деятельности: дни, наполненные обычной деловой суетой, начинали казаться досадно пустыми (I.9), житейские заботы - "низменными и жалкими" (I.3.3). К счастью, рядом есть studia, чудесный мир умственной жизни, за порогом которого остается весь мусор обыденности. Люди, причастные этой жизни, образуют некое братство, не знающее ни зависти, ни злобы; здесь помогают друг другу; критикуют, чтобы исправить; новый талант горячо приветствуют (V.17.4-5); чужому успеху радуются не меньше, чем своему (II.10; V.10). Из чистой атмосферы этого высокого мира трудно бывало спускаться к кляузным делам казначейства Сатурна (I.10.9) или к жалобам колонов (V.14.8). Studia давали не только отдых и передышку: они сулили человеку бессмертие.