Мэтью Андерсон - Петр Великий

Все же ничто из этого не умаляло власти Петра. Ни широко распространенное недовольство, ни берущие взятки должностные лица, ни плохие урожаи, ни дорогостоящая новая война, ни даже бегство крестьян — не могли поколебать его связь с Россией. Его все более усиливающаяся и уверенная в себе автократия, возможно, точнее всего отображена в символической форме фактом, что после 1722 года на оборотной стороне рублевой монеты вместо изображения традиционного двуглавого орла стали помещать крестообразную монограмму, представляющую соединенные между собой буквы «П» славянского алфавита [157] См. иллюстрации в: I. Spassky and Е. Shchukina, Medals and Coins of the Age of Peter the Great (Leningrad, 1974), Nos. 64, 66–67. .

Вопрос престолонаследия оставался не решенным до конца. Смерть Петра Петровича в мае 1719 года оставила сына-младенца Алексея, названного так самим Петром, как своеобразную месть судьбе, единственным остающимся в живых членом мужской линии Романовых. Должен ли был он занять трон после смерти царя, как это несомненно, случилось бы в любой западноевропейской стране? Или преемником была дочь Петра Елизавета, которая фактически стала императрицей двумя десятилетиями позже, в 1741 году? Или должна была бы унаследовать престол одна из племянниц Петра, Екатерина, герцогиня Мекленбургская, или Анна, герцогиня Курляндская должна занять трон? Царь никогда ни словом не выразил никакого ясного предпочтения и не сделал никаких усилий, чтобы провозгласить какое-либо формальное правило, регулирующее престолонаследие. Бесформенность и неполнота многих экстраординарных достижений Петра увенчиваются фактом, что такая фундаментальная проблема была оставлена полностью открытой. Это иллюстрирует его автократию, а возможно, и его неспособность принять решение, поскольку единственно возможным ответом на эту ситуацию, со всеми связанными с ней опасностями и неуверенностью, было принять на себя в 1722 году право назначать своим преемником того, кого он выбрал. Это было увеличенным до имперского масштаба правом наследования собственных земель, которое он даровал российской знати в 1714 году. Утверждение Петром этой нормы в данных обстоятельствах выявляет глубоко традиционную концепцию России как просто личной вотчины царя. Прокопович в своей «Правде воли монаршей» попытался большим парадом библейских и других цитат оправдать далеко идущее представление царя о власти. Но действия Петра показали удивительно ясно, насколько российское правительство и общество все еще испытывали недостаток строго определенных форм в укоренившихся институтах власти, дефицит эффективно гарантируемых юридических прав, давно уже ставших обычными в странах Западной Европы. В любом случае, имевшаяся для этого власть Петра никогда не была использована. Ни один преемник так и не был назван. Сомнительно, что, если бы он назначил его, это могло изменить ход истории, ибо, как только он испустил последний вздох, трон остался на милость дворцовых фракций и имевших решающую силу гвардейских полков. В конце концов его жена Екатерина, вообще не имевшая никаких прав на трон, стала правительницей империи в значительной степени благодаря поддержке Меншикова, который отчаянно пытался сохранить свое положение, а может быть, и свою жизнь. В течение четырех десятилетий после смерти Петра российскому трону суждено было быть наиболее шатким в Европе, стать челноком фракционной борьбы и дворцовых переворотов. Ни один человек не может обуздать будущее. Но эта чрезмерная династическая неустойчивость и неуверенность подчеркивает, какими огромными были личные достижения Петра и сложности, которые они создали.

На протяжении всей жизни характер Петра по сути своей менялся очень мало. Прежде всего он был последователен в той искренности, с которой принимал и применял действия, свято веря в правоту своего собственного суждения и своего личного представления о системе ценностей. Его ошибки часто бросались в глаза, но это были ошибки крайности, стремительности, поспешности и слишком некритической самоуверенности. Редко они были ошибками посредственности, нерешительности или уклонения от ответственности.