Коллектив авторов - Битвы, выигранные в постели

Я проводил её к „пежо“, поцеловал на прощание руку, стараясь смотреть мимо морщинистых тонких пальцев, унизанных перстнями и одуряюще пахнущих куревом. Через этот ад я прошёл мужественно, и на моей физиономии можно было прочитать только блаженство.

Помчался домой, ноздри мои раздувались от счастья, как у лошади. И действительно, блаженство! Что может быть радостней в жизни разведчика, чем появление перспективной разработки, да ещё шифровальщицы? Это как внезапное озарение, как „Я встретил вас, и всё былое…“ — и мир прекрасен, уходят дурные мысли, не тянет печень, отменно пищеварение, не мешает плоскостопие, в семье наступает благоденствие и согласие, и чета, не ссорясь, мирно выписывает шмотки по „Квелле“.

Дело завертелось — руби канаты сразу, пусть корабль уйдёт в густой туман, подальше от чужих глаз: не звонить, не писать, никому ничего никогда и вечно! Но как отойти от ресторанов, где все пялят глаза?

Ресторанная кухня ужасна (это вздыхал я в ресторане, готовя почву), и её не сравнить с домашними трапезами…

Иногда находили на меня поварские приступы, соблазнительные в условиях бездефицитного Запада: держа в руке кулинарную книгу, готовил даже паэлю по-валенсиански, смешивая поджаренный рис с дарами моря, — героическая симфония, после которой жена неделю выгребала из кухни грязь… „Как хочется вкусно, по-настоящему поесть, да и поговорить по душам, когда не мешают тупые официанты!“ — ныл я…

Вскоре Катрин, поняв дипломатические намёки, пригласила к себе домой, правда, принесла извинения, что терпеть не может готовить. Я в ответ всплеснул руками и посулил поджарить ей даже молочного поросёнка с гречневой кашей (интересно, как бы я его нёс в мешке?) и заодно почитать по-английски Томаса Стернса Элиота.

Дело не в интеллектуальном пижонстве, а в том, что интуиция подсказывала: на квартире придётся балансировать на канате без всякой сетки и поросёнком тут не отделаться.

Роль князя Мышкина, чуть-чуть не от мира сего, к тому же влюблённого в Т.С. Элиота, строгий Центр нашёл вполне уместной и по делу.

Первый визит я обставил пышно, в самом шикарном магазине набрал горы яств (ничего советского не брал, вдруг дворника охватит любопытство при виде неизвестной баночки в помойке?): какие-то неимоверные салаты, бережно уложенные продавцом в непромокаемые пакеты, несколько видов малосольной рыбы и два уже приготовленных нежно-розовых лангуста („Дело важное нам тут есть, без него был бы день наш пуст; на террасу отеля сесть и спросить печёный лангуст“ — Гумилёв), банка улиток вместе с набором раковин, куда их, голых, требовалось засунуть, замазав сверху укропным маслом перед тушением, и конечно же пара бутылок уже одиозного „Мумма“.

Не хлебом единым и не одними улитками с шампанским жив человек. Приволок я с собой и солидный альбом современной живописи. Тут мы галопом по Европам окунулись во все „измы“, чуть потоптались на русском авангардизме (я вещал, словно живописал и поддавал вместе с Малевичем и Татлиным). Затем выдал коронное блюдо: почитал отрывок из „Потерянной земли“ Т.С. Элиота, завывал тревожно и протяжно, как дог перед смертью.

„Витали странные духи, синтетикой тревожа (что-то она угнетена) и вдыхая запахи вокруг (жрать хочется), дрожали от волнения эфира и свежести, несущейся из окон (много курит), и пламя свеч напоминало великанов, бросалось на узорный потолок — там плавал мраморный дельфин…“

Катрин не настолько владела английским, чтобы всё ухватить (признаться, и я тоже), но с интересом наблюдала, как я закатывал глаза, хватал жарко ртом воздух, вздымал руку, словно трибун, — интеллектуальный дым стоял коромыслом, в ответ она пустила пластинку Гайдна, и после всех этих небесных высот любое сползание на грешную землю выглядело бы просто святотатством.

Не первый раз давал я концерты во имя Дела, бывало и похлеще. Однажды целый вечер играл Гамлета на пару с обаятельным цэрэушником Джорджем Листом (он дебютировал и в роли Офелии, и в роли Полония, и во всех остальных). Русская жена его Таня, бывшая ранее замужем за лидером адской организации „Народно-трудовой союз“ Поремским, грустно лицезрела, как пустеют бутылки с виски.

Джордж был прекрасный парень, мы дружили и заодно не забывали о взаимных услугах: я купил ему со скидкой болгарскую дублёнку в нашем посольском сельпо, он же отвалил мне к Рождеству несколько первоклассных американских индеек.

Я произвёл на Катрин впечатление существа поэтического и душевно хрупкого (все мы склонны ставить себя высоко, а других считать дураками), снова получил приглашение, снова — как в литературном салоне, и так повелось. В ход пошли сначала скромные, а потом более существенные подарки: к религиозным праздникам, ко дню рождения и просто так, от души. Впрочем, подарками я не баловал — Катрин не страдала меркантильностью, а КГБ щедростью.