Вечером в кают-компании "Новокуйбышевска", Татьяну познакомили с переводчиком, господином Оно, веселым человеком средних лет, который, улыбаясь, обнажал два ряда золотых зубов. На нем был добротный шерстяной костюм.
- Финский? - полюбопытствовал Рудяков.
- О нет! Я патриот своего отечества, а у нас сейчас политика "бай джапаниз" - покупай японское.
- Мы тоже предпочитаем отечественное, если оно не хуже заграничного, - сказал Рудяков.
- Япония, как птица Феникс, поднялась из пепла Хиросимы и Нагасаки, без улыбки, напыщенно, произнес господин Оно. - Поднялась и стала вровень с великими державами! Кто в огромном мире теперь не знает маленькую Японию? Мы вновь завоевали и возвратили свои вековые традиции. Недавно, 11 февраля, мы снова отмечали наш самый великий праздник "Кигэнсэцу" - День основания японской империи. В этот день, еще за 660 лет до нашей эры, на престол взошел первый император Дзимутэнно. Представьте себе, это было на 660 лет раньше рождения вашего Христа!
- Мы атеисты, господин Оно, - подал голос помполит Воротынцев.
- На словах, может быть, но в душе у каждого человека есть свой бог.
- Скажите, господин Оно, вы были на войне? - спросил Юра Ковалев.
- Нет, и очень сожалею об этом. Высший долг гражданина - пролить кровь за отечество.
- Сколько вы получаете, господин Оно? - поинтересовался Ян Томп.
- Ровно столько, чтобы быть благодарным императору и моему правительству, - вскинул голову переводчик, потом встал, шумно отодвинув кресло, и поклонился: - Спасибо за угощение, господа, меня ждут дела.
После его ухода в кают-компании наступила неловкая пауза.
- Во, самурай недобитый! - первым разрядил ее Юра Ковалев. - Где вы его только откопали, Марк Борисович?
- Я не археолог, - сердито буркнул Рудяков.
- К сожалению, он в Японии не единственный, - сказал помполит.
- А о каком это празднике он поминал? - спросила Татьяна у Воротынцева. Тот неопределенно пожал плечами.
- Это самый шовинистический праздник, - ответил за него Ян Томп. Когда-то в этот день богатую молодежь посвящали в самураи. После разгрома Японии, в сорок пятом году, он был запрещен, а теперь правящая верхушка добилась его восстановления...
За все время стоянки господин Оно больше не появился в кают-компании, хотя по правилам вежливости его приглашали неоднократно.
Разгрузив судно, японцы без промедления начали погрузку. Громоздкие ящики, обклеенные ярлыками "No throw!" - "не бросать!", "No overturn!" "не кантовать", докеры принимали осторожно, ни разу не стукнув, тщательно раскрепляли в трюмах для дальнего пути.
Через восемь суток "Новокуйбышевск" покинул Хакодате. На выходе из бухты разминулись с огромным железнодорожным паромом, на палубе которого в четыре ряда стояли пассажирские и товарные вагоны.
- Между Хакодате и портом Аомори на Хонсю действует паромная переправа, - пояснил Татьяне капитан, - как у нас между Керчью и Таманью.
- Точнее, между станциями Крым и Кавказ, - с улыбкой поправила его Татьяна.
- И еще между Баку и Красноводском, - подхватил Алмазов.
- Только здесь отживающая линия, - блеснул своей осведомленностью Воротынцев. - Японцы собираются проложить тоннель под Сангарским проливом и уже объявили конкурс на лучший проект.
Капитан смотрел в бинокль на медленно поворачивающее в гавань широкое неуклюжее судно, словно хотел разглядеть на его мостике знакомых, потом повернулся к Татьяне.
- Вы слышали когда-нибудь, доктор, о тайфуне "Кровавая Мэри"? Английское слово "кровавая" по-русски звучит нецензурно, но получается очень точный эпитет... Так вот, эта свирепая шлюха пронеслась над Японией осенью пятьдесят четвертого года, потопила больше полутора тысяч судов и шхун, унесла пять тысяч человеческих жизней. На одном только таком же пароме "Тойя-мару", в этих самых местах, людей погибло больше, чем на несчастном "Титанике".
- Я видела картину "Гибель "Титаника", ужасное зрелище!
- Здесь было пострашнее... Паром вез очень много женщин с маленькими детьми. Никто из них не уцелел...
- А почему тайфуны называют женскими именами? Получается какая-то абракадабра: тайфун - мужского рода, а имя ему дают женское!
- Наверно, этот обычай придумал женоненавистник, - усмехнулся Сорокин.
В каюте Татьяны осталась на память о Японии искусно выполненная из цветного шелка картинка: женщина в национальной одежде на фоне причудливой, с многоярусной крышей, пагоды. Но, когда Татьяна смотрела на нее, ей почему-то чудился тонущий паром, на палубе которого мечутся в смертельном страхе женщины и дети...
Читать дальше