Армин Вагнер - БНД против Советской армии - Западногерманский военный шпионаж в ГДР

Со своей стороны М. в ноябре 1986 года встретился с одним сотрудником БНД в Нюрнберге. Пуллах проявил большой интерес к возможной шпионской работе офицера ННА и потребовал от М. запросить у его контактного лица, т. е. «Детлефа Нитше» больше информации. БНД якобы пообещала М. и Б. за успешную вербовку этого офицера премию по пятьдесят тысяч немецких марок каждому. Офицер, о котором шла речь, существовал на самом деле, но никогда не говорил с Б. ни о какой-то шпионской работе, и никогда не вступал в контакт с М., который встречался со своим связником Б. в ЧССР, и иногда на транзитном автобане в ГДР.

Несмотря на то, что М. своевременно почувствовал за собой слежку МГБ, он не отказался от своих контактов и продолжал использовать транзитные трассы. Позднее на допросах М. утверждал, что во время одной из встреч с Б. в придорожном кафе на транзитном автобане БНД даже вела контрнаблюдение (т. н. мероприятие «очистки», dry cleаn), заметив в результате слежку МГБ. Даже если это было не так, М., во всяком случае нюх не подвел. Его сотрудничество с Федеральной разведывательной службой было особенно рискованным не только из-за его яркого прошлого, но и потому, что ни со стороны сотрудников БНД, ни со стоны самого М. никогда не было прямого контакта с упомянутым офицером. Очевидно, в Пуллахе желание добиться большого успеха возобладало над здоровой осторожностью. Сегодня можно сказать, что 90 % внутренних источников БНД в ГДР в семидесятых и восьмидесятых годах работали на две стороны, то есть, одновременно служили и МГБ, участвуя в так называемых разведывательных играх против Федеральной разведывательной службы.

В номере журнала «Бурда Моден» весной 1987 года БНД поместила замаскированные задания, которые должны были быть переданы ему через М. и Б. Эта «шпионская инструкция БНД помимо наставлений офицеру по приему голосовых радиопередач и других важных для разведывательного сотрудничества указаний содержала подробные вопросы об интересующих западногерманскую разведку сферах, например о боевой технике, вооружении и боеприпасах, находившихся в месте службы офицера. К примеру, БНД требовала от него сообщить точное количество танков и БМП, грузовиков «Урал-375», «КрАЗ», «ЗИЛ» и «Татра», количество типов различных боеприпасов, противотанковых ракет и типов бомб».

13 апреля неофициальный сотрудник МГБ Б. должен был передать сведения М. Для этого они встретились в восемь часов утра в туалете придорожного кафе Цизар на транзитном автобане. Покинув стоянку кафе, антиквар был тут же арестован. Мотивом его с самого начала провальной вербовочной попытки, как установило МГБ, было был постоянно углублявшееся и после осуждения за неуплату налогов ожесточившееся презрение М. к ГДР. Рискованное продолжение своей деятельности в пользу БНД Бернд М. объяснял в разговоре с неофициальным сотрудником тем, что «он сам достаточно боится, но у него, мол, есть личные счеты с коммунистами, и только поэтому он ввязался в это рискованное и сложное дело. 10 ноября 1987 года почти 45-летний антиквар предстал перед военным трибуналом Восточного Берлина и по обвинению в военном шпионаже против ГДР и в изменнической передаче секретных сведений был приговорен к восьми годам тюрьмы.

В поисках международного признания ГДР времен Эриха Хонеккера после подписания с Бонном договора об основах взаимоотношений между ГДР и ФРГ, вступления в ООН и подписания Заключительного акта Конференции о безопасности и сотрудничестве в Европе обязалась в будущем учитывать правовые нормы. «Концентрированные удары» государственной безопасности, подобные проведенным в 1953–1955 годах операциям «Фейерверк» и «Стрела», приведшим к массовым арестам агентам и к их казни или длительному тюремному заключения после приговоров на политических показательных процессах, два десятилетия спустя стали уже невозможными. Борьба против шпионажа БНД обязательно должна была привести к результатам, пригодным для рассмотрения в судах, причем приговоры этих судов воспринимались бы международной общественностью как справедливые, по крайней мере, как отвечавшие нормам правового государства. Именно это оказалось для МГБ трудным. «Увеличившаяся скрытность шпионских действий, особенно что касается шпионов из «оперативной области» все больше усложняет сбор доказательств на территории ГДР». Так резюмировал этот процесс начальник Второго главного отдела. Но в новых политических условиях было необходимо, «чтобы при контрразведывательной защите военных объектов обрабатывались и собирались такие данные, содержание которых соответствовало бы составу преступления, предусмотренному Уголовным кодексом ГДР, и они могли бы быть с уверенностью использованы в качестве доказательств согласно законам ГДР».