В принципе, любой продукт разведки, который после получения и оценки информации включается в политический процесс, сталкивается с проблемой, будет ли он воспринят политиками, принимающими решения, и в какой степени они будут его учитывать в своей деятельности. Об этих трудно учитываемых действенных факторах постоянно помнят именно в кругах сотрудников разведки. «История разведывательной деятельности каждый раз свидетельствует, что важен не секрет, который добыла разведка, сам по себе, а то, поверят и поймут ли политики значение этого секрета». После окончания Холодной войны, падения ГДР и ее Министерства госбезопасности это в полной мере касается и историографии немецких секретных служб. Понимание и осознание значения, теперь уже в историографическогом смысле, определяют восприятие и имидж БНД, Ведомств по охране конституции и МАД в средствах массовой информации, общественности и политике. Это важно не только для изучения прошлого, но и для стратегий обоснования существования столкнувшихся после 1989–1990 годов с новыми задачами и опасностями органов безопасности ФРГ. Знания об их деятельности в Холодной войне — при всех недостатках демократического контроля и промахах в выборе средств для защиты свободно-демократического общественного устройства Федеративной Республики — помогают понять смысл и необходимость существования в государстве органов, занимающихся секретной деятельностью. Возражения генерала Гелена против «прозрачности» и «погони за имиджем» в работе секретных служб сегодня пора признать устаревшими. Признание ошибок и неудач хотя и выдает кое-что из внутренней жизни служб, чего те не хотели бы сообщать публике, но возможно еще больше оно свидетельствует об уязвимости и потребности в защите так называемого «открытого общества» на Западе.
Гелен попал в точку, говоря о дилемме существования не только его Службы: «Во все времена судьбу секретных разведывательных служб отягощали огульные обвинения в неудачах, даже тогда, когда на самом деле они могли бы похвастаться успехами». Службам приходится жить с таким почти устоявшимся их образом и смиряться с такой судьбой, что касается их современности и продолжающихся операций. Но высказанное Геленом в его эпоху замечание об изоляции секретных служб от общества: «В этом ничего не изменится и в будущем», уже не может сейчас быть признано абсолютно бесспорным, по меньшей мере в том, что касается прошлого. Ставшие открытыми для общественности архивы секретных служб США, а также документы «Штази» в Федеративной Республике доказывают, что научно-исторические исследования той части истории, которая касается секретных служб, не только возможны, но и необходимы. Даже английские спецслужбы, работавшие ранее в полной изоляции от общественности, начали рассекречивать для общественности некоторые документы об истории своей деятельности в Холодной войне. Фундаментом широкой научной и общественной дискуссии о смысле и пользе секретных служб могло бы стать и опирающееся на источники исследование истории западногерманских спецслужб.
Подобную открытость, кстати, не следует воспринимать как щедрое одолжение историкам, политикам и журналистам. Предоставление свободного доступа к архивам означает право общественности быть проинформированной о деятельности спецслужб по защите либерального общества от тоталитарных угроз в прошлом и антидемократических вызовов в настоящем. Одновременно широкий доступ к архивным досье Пуллаха, а также Федерального и земельных ведомств по охране конституции и Службы военной контрразведки является необходимым для современного подхода к оценкам прошлого немецкого «разведывательного сообщества», которое с уверенностью и гордостью смогло бы продемонстрировать свои успехи и мужественно признать свои ошибки. Через полвека после основания Федеральной разведывательной службы это стало бы важным вкладом в ее собственное самовосприятие и определение ее места в истории и в современности.