Виталий Полупуднев - У Понта Эвксинского (Том 2)

Дед невольно опустил руки и застыл на миг при таком признании гостя. Он теперь лишь понял, что за птица пожаловала к нему. Гость, несомненно, был один из тех "тайных" людей, вести о которых прошли по всем селениям крестьян. Таких подстрекателей к неповиновению боспорским властям и распространителей слухов о "скором приходе царя справедливого сколотского" боспорские наемники разыскивали, как ценную дичь. И приютить такого у своего очага означало навлечь на себя большую беду.

- Кто бы ты ни был,- произнес несколько изменившимся от волнения голосом Баксаг,- но ты гость, посланник богов... А огонь я разводить не буду. Накормлю тебя хлебом и царским медом. Благо я пасечник.

Он вынес из шалаша чашку с медом и сухую лепешку. Сам он хлеба не пек и не имел его. Но люди, приходившие полечиться пли посоветоваться, приносили в дар лепешки, иногда крупы и изредка кислое молоко.

По жадному чавканью и торопливым глоткам Баксаг мог заключить, что гость голоден, как раб у скупого хозяина, и не менее того измучен преследованием царской стражи.

- Ты не бойся моего прихода,- говорил гость, продолжая жевать,меня здесь не захватят... Я сейчас ушел бы за вал в степи, но вот уже две ночи не спал. Если дашь мне уснуть до первых петухов, то я задолго до рассвета буду далеко. Да будет милостив Папай к тебе, добрый сколот!.. Недолго осталось всем вам терпеть эллинское иго. Скоро, скоро придет наш царь-освободитель Скилур! Он изгонит эллинов из Тавриды, вернет сатавкам их вольности, земли, их законы. Будет взимать лишь самую малую дань. Снова будете счастливы! Вот жизнь будетумирать не надо!.. Но сатавки должны помочь Скилуру, когда он подойдет к границам Боспора. Всем надо подняться сразу, дружно. Старый и малый должны взять в руки косы, серпы и топоры, чтобы пожать кровавую жатву, Поле для этой жатвы уже поспело!..

- Помоги тебе боги,- пробормотал старик, творя молитву ночным духам, дабы они не нашептали преследователям, где сейчас укрывается беглец.

- Спасибо, отец и брат, прими чашку да дай мне воды испить.

- Вода в ведерке... А спать я тебя уложу в шалаше, хотя там и жарковато. Я загорожу тебя старыми колодками из-под пчел и бочками. Там тебя никто же найдет.

- Вот спасибо,- ответил совсем сонным голосом скиф,- веди меня, а то я упаду на землю, тогда ты меня и копьем не поднимешь...

Свалившись в шалаше на ложе из сухой травы, гость испустил могучий храп, слышимый даже у костра. Старик решил было не спать всю ночь, но и его разморило, он прислонился к стене хижины и погрузился в сон.

Дежурным стражем остался Аримасп.

4

Утро пришло для Савмака незабываемым на всю жизнь. События, что произошли после восхода солнца, оказали решающее влияние на его дальнейшую судьбу,

Он открыл глаза, разбуженный криками людей и лошадиным фырканьем. И сразу зажмурился от ярких солнечных лучей. Присмотревшись, увидел, что дед уже на ногах, Аримасп лает сердито, а из кустов выглядывают лошадиные морды и гребнистые шлемы всадников, один из которых грозно окрикнул ломаным скифским языком:

- Кто тут на пчельнике?.. Иди ко мне!

Десяток верховых на тяжко дышащих лошадях, ломая кусты, подъехали к хижине. Алое утреннее небо рассекли тонкие линии копий. Пахнуло конским духом. Передовой натянул поводья, буланая лошадь осела на задние ноги и заплясала, храпя, косила злым глазом, словно рвалась растоптать убогую хижину и всю пасеку с ее хозяином.

Не зная, явь это или продолжение сна, Савмак как зачарованный уставился глазами на великолепного в своем вооружении молодого черномазого воина, видимо начальника остальных. Воин, так же как и его конь, зло и остро оглядывал немудрое хозяйство Баксага. В ухе его болталась серьга, из-под блестящего бронзового шлема выбивались черные кудри под цвет стриженым усам и остроконечной бородке.

Таким вот, сидящим на буйном, игривом коне, с нагайкой в руке, в шлеме и запыленном пластинчатом панцире, с тяжелым мечом и кривым кинжалом у пояса, запомнился Савмаку царский наемник фракиец. И, спустя много лет, когда Савмак вспоминал свое детство и этот печальный день на пасеке дедушки, перед ним неизменно вставала живописная и злая фигура смуглого воина, живое воплощение заносчивой гордости, язвительности и какой-то особой, разбойничьей хищности.

- Эй, хозяин, где ты? - с нарастающим раздражением повторил фракиец. - Или я буду бить тебя плетью, и жечь твоя насека!..

Савмак продолжал любоваться всадником, его горделивой посадкой, оружием, пестрым чепраком. Лошадь мотала головой, роняя на грудь хлопья розовой пены. Под мордой плясал полумесяц с золотыми кистями. Это мишурное украшение показалось деревенскому подростку величайшей драгоценностью. Много отдал бы он, чтобы хоть раз посидеть на таком коне и вот так же выглядеть - лихо, ловко, воинственно!..