Станислав Куняев - Шляхта и мы

Всех злобных глупостей в книге Андерса не перечесть. Некоторые из них объясняются атрофией памяти: «московское правительство, нарушая международное право, вероломно аннексировало польскую территорию …» – подумать только, что речь идет о западных областях Украины и Белоруссии, которые сам Андерс «аннексировал» у «московского правительства», участвуя в польском «набеге» 1920—21 года на измученную Гражданской войной Советскую Россию!

А вот как генерал-историк неуклюже пытается переложить грех антисемитизма с больной головы на здоровую, то есть со шляхетства на советских людей:

«Когда немцы заняли Киев, а румыны – Одессу, после 23 лет советского воспитания местное население устроило страшные погромы .

Есть сведения (! – Ст. К), что в одном только Киеве было убито 80 тысяч человек ». Создается такое впечатление, что генерал-мемуарист ничего толком даже не слышал о Бабьем Яре, о том, кто туда свозил под автоматами, кто отдавал приказы и кто расстреливал евреев.

А как скрупулезно Андерс со злорадством высчитал, что, мол, целых двадцать три года советская власть «воспитывала» людей в духе интернационализма и все равно ничего не получилось. Да поляки несколько сот лет бок о бок жили со своими еврейскими соседями в каком-нибудь Едвабне и все равно в 1941 году сожгли их несчастных… Это – к вопросу о воспитании.

Я уж не говорю о том, что генерал повторяет все западные мифы о том, что перед войной в Советском Союзе «общее число заключенных в лагерях и тюрьмах колебалось от 17 до 20 миллионов ».

Цифры поистине солженицынские, аж в 20 раз превышающие реальное число людей, находившихся в ГУЛаге в 1940 году. Но зачем была Андерсу объективная статистика, когда у него «есть сведения»…

Однако наибольший и действительно объективный исторический интерес в книге представляют страницы, где Андерс рассказывает о том, как он вместе с генералом Сикорским, прилетевшим из Лондона, встречались и вели переговоры со Сталиным. Хотел или не хотел этого мемуарист, но характеры собеседников, их противостояние, напоминающее поединок, изображены в книге весьма увлекательно.

Все дело в том, что, когда Сталин решил создать из интернированных в 1939 году пленных поляков несколько дивизий для борьбы в составе наших войск с немцами, его выбор пал на Андерса, как на будущего командующего. Андерса освободили из лагеря, поселили в «Метрополе»; ему сшили генеральскую форму и его принимает Сталин. Идет декабрь 1941 года.

Андерс понимает, что судьба будущего Войска Польского и его судьба зависят от Сталина. Он не хочет, чтобы поляки воевали на Восточном фронте бок о бок с советскими частями, его тайная мечта как можно скорее собрать из советских лагерей всех поляков, избавить их насколько возможно от бытовых и продовольственных неурядиц на чужбине и каким-то образом добиться от Сталина, чтобы им была предоставлена возможность (невероятная в истекающей кровью стране!) эвакуироваться в Среднюю Азию, а оттуда на Ближний Восток под командование англичан, поближе к Европе, к Лондону, где сидит польское правительство в изгнании. Он в глубине души ужасается, что полякам придется вести изнурительные бои с немцами в России, но ему одновременно надо внушить Сталину, что поляки храбрые воины, что они готовы сражаться за родную Польшу, не щадя жизни.

Оба генерала сыплют воинственными фразами, думая, что маршал Сталин примет их слова за чистую монету.

«Мы все без исключения любим свою Отчизну и хотим войти в нее первыми, хотим как можно скорей отправиться в бой» (Андерс). «Мы хотим, чтобы удар наш был силен. Только тогда мы достигнем своей цели – поднимем боевой дух не только среди наших солдат, но прежде всего в Польше. Быть может ., нам удастся сформировать часть армии в Иране, а потом она вместе с теми частями, что остаются в СССР, пойдет на фронт» (Андерс).

Ему вторил генерал Сикорский:

«Я предлагаю вывод всей армии и всего людского резерва в Иран, где климат, а также, несомненно, обеспеченная нам американо-английская помощь, возможно, дадут людям за короткое время прийти в себя, и мы сформируем сильную армию. Армия эта затем вернется сюда на фронт, чтобы занять на нем свое место. Это согласовано с Черчиллем. Со своей стороны, я готов официально заявить, что армия вернется на русский фронт и что она может быть усилена несколькими британскими дивизиями ».

Вот аж как забалтывались два польских говоруна, не понимая того, что Сталин видит их двоедушную игру.