Вивиан Грин - Безумные короли. Личная травма и судьба народов

Другой случай массового психического отклонения произошёл в 1930-х гг. Сообщество из угандийского племени ик, по сообщениям, превратились в «группу холодных, относительно изолированных, эгоистичных психопатов» в результате стресса, пережитого, когда земля, на которой они привыкли охотиться за животными, была превращена в заповедник. Некоторые странные религиозные секты были в прошлом, но есть и сейчас подверженные тому, что можно назвать только коллективным психическим отклонением, иногда с катастрофическими социальными последствиями, как показывает массовое самоубийство приблизительно 900 членов религиозной секты «Храм народа» в Джорджтауне в Гайане в 1978 и случай с Дэвидом Корешем и его последователями из секты «Ветвь Давида» в Уэйко (Техас) в 1993 г.

Диапазон нашего исследования у́же: это взгляд на правителей прошлого, которые считались «сумасшедшими», природу их безумия и его влияние на историю их стран. Действительно ли они были умалишёнными или прилагательное «сумасшедший» было дано им их врагами, чтобы объяснить какой-то крупный порок в их правлении или характере? Если они действительно были безумными, продолжалось ли их безумие всю жизнь, было периодическим или прогрессирующим? Как выражалась болезнь в моделях мысли и действий? Возможно ли, учитывая все ограничения, сомнительный характер имеющихся доказательств и долгий разрыв во времени, объяснить и проследить возникновение болезни и поставить приемлемый диагноз? Насколько часто решения таких монархов, политиков и диктаторов формировались под влиянием физической или психической болезни? И наконец, насколько и до какой степени их реальные политические шаги были проявлением их личных травм?

— Скажи, дяденька, — спрашивает шут у короля Лира, — какое званье у полоумного? Дворянин он или простолюдин?

— Король, — отвечает Лир, — король!

Обезумевший от удара, нанесённого неблагодарностью дочерей, Гонерильи и Реганы, в агонии потрясённого разума, увенчанный дикими цветами фантазии, а не золотой короной, «раненый в мозг», как описывает Лир свою болезнь, он всё же остаётся королём:

Лир сталкивается с парадоксом, встающим перед каждым безумным королём: как примирить безумство, которое нарушает равновесие его разума, с актом правления, который, по самой природе королевской власти, является его обязанностью.

Конечно, были короли, столь умственно неуравновешенные, что вынуждены были сложить с себя полномочия и дать молчаливое согласие на назначение регента или вице-регента, который бы правил от их имени. Среди таких правителей — прусский король Фридрих Вильгельм IV, после того, как его здоровье пошатнулось в 1858 г.; баварский король Отто, брат Людвига II, которого держали в полной изоляции почти все тридцать лет его царствования; эфиопская императрица Заудиту или Юдифь, при которой состоял регентом будущий император Хайле Селассие; и в последние годы отец японского императора Хирохито император Тайсё (Ёсихито).

Но большинство королей, которых считают психически ненормальными, либо были подвержены периодическим припадкам безумия, либо не были так явно безумны, что не могли осуществлять власть. Даже те короли, психическое здоровье которых было постоянно подорвано, продолжали, по крайней мере номинально, действовать как главы своих государств, как, например, французский король Карл VI и датский Кристиан VII. У Георга III припадки так называемого безумия были весьма нечастыми, и в промежутках он, по-видимому, вёл себя нормально. Хотя английский король Генрих VI был в некоторой степени психически неуравновешен, особенно в последние годы своего правления, он был серьёзно болен менее двух лет из тридцати девяти, когда был королём. Эрик XIV, шведский король, также подвергался острым и бурным, но сравнительно коротким припадкам шизофрении, от которой он, возможно, вылечился.

Но как насчёт тех королей, которые, не будучи клинически умалишёнными, отличались неуравновешенностью рассудка, некоторой ненормальностью поведения, в результате чего современники считали их сумасшедшими? Ясно, что мы тут же сталкиваемся с проблемой, которую поднимает любой разговор о сумасшествии и которую надо решить до того, как мы начнём исследовать безумие королей. А что такое, собственно говоря, безумие? Может, это и не болезнь, а просто нарушение условностей мышления и поведения, практическая социальная инженерия? Возможно ли, что сумасшедшие это те, кто решил посмотреть на мир и его проблемы иначе, чем подавляющее большинство их современников, вычленяясь из общества и даже протестуя против характера среды, в которой они живут? «То, что говорят безумцы, — написал Рой Портер в очень проницательной книге, — весьма поучительно, потому что их речи представляют мир в зеркале или, скорее, подносят зеркало ко всему логическому (и психологическому) в нормальном обществе. Они освещают и подвергают испытанию природу и границы рационализма, человечности и „понимания“ того, что „нормально“». «Определение безумия, — добавляет он, — это прежде всего социальный акт, культурная концепция… значок, который мы прикрепляем на людей, проявляющих довольно субъективную комбинацию склонностей и особенностей, но которые по сути просто слегка или серьёзно „иные“ или „странные“».