Вивиан Грин - Безумные короли. Личная травма и судьба народов

Хотя у Элагабала, вероятно, не было политических амбиций, он послужил средством в стремлении своей бабушки вершить судьбы Римской империи. Она с презрением относилась к Макрину, и, в решимости вернуть дому Севера причитающееся по праву положение, подкупила солдат щедрыми суммами денег и распространила слух, что настоящим отцом Элагабала был не кто другой, как император Каракалла.

Так как новость быстро распространилась по восточной провинции, она и её семья устроили заговор, чтобы сделать Элагабала императором. Она уехала из города с дочерьми в военный лагерь. Макрин, который был в Антиохии, сначала не отнёсся серьёзно к возможности мятежа, но по мере того, как ему изменяли всё новые войска, упал духом, так что когда две армии столкнулись, он сбросил свой пурпурный плащ и императорские регалии, сбрил бороду и бежал. Он надеялся добраться до Рима, где у него могли найтись сторонники, но в Халцедоне его обнаружили и немедленно казнили.

Верховный жрец солнца Элагабал, который теперь стал императором, был, пожалуй, самой невероятной личностью, которая когда-либо распоряжалась судьбами Римской империи. В том космополитичном мире неважно было, что он был сирийцем (Септимий Север был ливийцем). Но недостаток опыта у него, его возраст и ненормальность психики вызывали серьёзное беспокойство. Он был странным, чувствительным юношей, которого вытолкнули в положение, совершенно не подходившее ему. Это не беспокоило его бабушку, Юлию Мезу, которая, безусловно, думала, что внук её будет играть номинальную роль, а реальная власть будет у неё. Она просто сказала ему, когда двор собрался переехать из Никомедии в Рим, что ему нужно постараться одеваться скромнее и приспособиться к западноримским обычаям.

Элагабал был упоён своим положением верховного жреца, и сочетание этого упоения с ощущением политической власти образовало гибельную ситуацию в управлении империей. Равновесие психики, которая, вероятно, никогда не была вполне нормальной, нарушилось. Как до него Калигула и Коммод, он поверил, что в его персоне слилось божеское и человеческое, и, верховный жрец бога солнца, он стал воплощением самого бога. Даже если он ублаготворил римлян щедрыми подачками и роскошными зрелищами в амфитеатре, он вскоре возмутил религиозные чувства серьёзно настроенных сенаторов, низложив Юпитера в пользу своего собственного бога.

Одним из первых его деяний было возведение великолепного храма, в котором был бы воздвигнут образ бога. Бог был перевезён в его новый дом в колеснице, украшенной золотом и драгоценными камнями, которую везли шесть белых лошадей. Зрителям казалось, как будто сам бог управлял колесницей, но де-факто перед колесницей бежал задом наперёд император и держал вожжи. Римские зеваки, околдованные таким необыкновенным зрелищем, забрасывали процессию цветами и венками, тогда как полные достоинства военные префекты в длинных туниках в сирийском стиле несли внутренности жертвенных животных, смешанные с пряным вином, в золотых чашах. Достигнув храма, император взобрался на специально воздвигнутую башню и стал бросать дары, золотые и серебряные кубки, одежду, бельё и даже домашних животных, за исключением свиней, касаться которых ритуал императору запрещал, в восторженную толпу граждан.

Все эти фокусы, обеспечивая зевак захватывающими зрелищами, сами по себе были достаточно безобидны, но мания Элагабала взяла над ним верх. Если он был богом, он доказывал, что должен жениться на богине. Когда в храм была доставлена статуя Паллады в качестве возможной супруги, Элагабал возразил, что предназначенная невеста была слишком воинственна. Выбор его в конце концов пал на карфагенскую богиню луны Уранию, Танит или Астарту, как её по-разному называли. И в самом деле, какая невеста была более подходящей для бога солнца, чем богиня луны? С практической точки зрения он потребовал большую сумму денег себе на приданое и приказал своим подданным отпраздновать свадьбу торжествами и пиршествами.

Но одно дело жениться на богине, а другое — завершить женитьбу. У этого молодого, красивого императора были вполне земные сексуальные потребности, даже сверхпотребности. В человеческом плане он сначала женился на римской аристократке, но потом разошёлся с ней и пошёл под венец с Юлией Аквилой, жрицей римской богини Весты, девственной весталкой, которая клялась оставаться целомудренной. Такой союз явно содержал серьёзное нарушение религиозного декорума, но император поставил в тупик своих критиков, объявив, что брачный союз между двумя такими священными особами, как он и Юлия Аквила, был вовсе не нечестивым, но особо святым союзом. Хотя он и объявил о святости уз, связующих его и Юлию Аквилу, он скоро её бросил ради особы императорской семьи, но в конце своей короткой жизни вернулся в её объятия. Правда, до этого он заключил пятый брак, что было не так уж мало за четыре года.