Михаил Елисеев - Митридат против Римских легионов. Это наша война!

По свидетельству Мемнона, Митридат проторчал в загородном дворце своего зятя восемь месяцев. Тот его упорно не принимал и вообще делал вид, что забыл о его существовании. Но вскоре все резко изменилось, и произошло это потому, что к армянскому двору прибыл римский посол Аппий Клодий, шурин Лукулла и потребовал от Тиграна выдать Митридата, которого римский полководец должен был провести в триумфальном шествии. В противном случае молодой наглец грозил войной, да и письмо, которое он передал армянскому царю, было составлено довольно оскорбительно. Лукулл величал Тиграна не Царем царей, а просто царем. Возможно, до этого правитель Великой Армении не собирался идти с Римом на конфликт, а потому и не оказал поддержку Митридату в самый трудный для того час, а вот теперь ситуация менялась. Его оскорбили трижды, потребовав выдать родственника, пригрозив войной и не назвав полным титулом в письме, а потому в преддверии грозных событий, понимая, что война вот-вот разразится, Тигран обратился к своему тестю. И действительно, вряд ли кто в тот момент на просторах Ойкумены знал римлян лучше, чем Митридат. Царь прекрасно изучил своих врагов, знал особенности характера этого народа, их способ ведения дел, а также, разумеется, стратегию и тактику. Все это осознавал и Тигран, а потому, когда решил принять своего родственника, то принял его поистине по-царски, со всей возможной роскошью. А затем цари удалились на совещание, которое происходило один на один и продолжалось целых три дня. Начали с вопроса о взаимном доверии, и чтобы обойтись без взаимных обвинений, то все недоразумения между собой решили считать происками придворных — на этой волне был казнен один из ближайших приближенных Митридата, ученый грек Метродор. А затем занялись чисто военными и политическими вопросами, составив довольно неплохой план действий. А суть его заключалась в том, что Тигран остается в Армении с главными силами своей армии и отражает вторжение Лукулла, в том, что оно произойдет, царственные родственники не сомневались. А вот сам Митридат, получив войска от зятя, отправится в Понт и вновь поднимет свое царство на борьбу с Римом. Евпатор был уверен, что стоит ему там появиться, как под его знамена соберутся тысячи людей. Однако обладая громадным опытом в борьбе с римлянами, понтийский царь дал зятю ряд очень полезных советов, надеясь, что тот ими воспользуется. «Митридат, впервые встретившийся тогда с ним, советовал ему не вступать с римлянами в сражение , но, окружая их одной только конницей и опустошая землю, постараться довести их до голода тем же способом, как и сам он под Кизиком, доведенный Лукуллом до истощения, потерял без битвы все свое войско. Тигран, посмеявшись над таким его военным планом, двинулся вперед, готовый вступить в сражение» (Аппиан). Недаром говорят, что за одного битого двух небитых дают и смех Тиграна лишний раз подтвердил эту простую истину, но он пока этого не осознавал и был преисполнен оптимизма. После того, как решение было принято, грянула целая серия из грандиозных пиршеств, после чего Митридат получил под свое командование корпус из 10 000 всадников и выступил с ним в Понт.

Ну а что же Лукулл, чем занимался римский полководец, пока один из царей отсиживался в гостях у другого? А занимался тем, что вступил в жесточайшую борьбу с римскими откупщиками и ростовщиками, которые словно вороны слетелись на азиатское пепелище. «Откупщики налогов и ростовщики грабили и закабаляли страну: частных лиц они принуждали продавать своих красивых сыновей и девушек-дочерей, а города — храмовые приношения, картины и кумиры. Всех должников ожидал один конец — рабство, но то, что им приходилось вытерпеть перед этим, было еще тяжелее: их держали в оковах, гноили в тюрьмах, пытали на “ кобыле” и заставляли стоять под открытым небом в жару на солнцепеке, а в мороз в грязи или на льду, так что после этого даже рабство казалось им облегчением» (Плутарх). Будучи потомственным аристократом и порядочным человеком, что в принципе являлось довольно редким сочетанием для деятелей Римской республики того времени, Лукулл всей душой ненавидел это алчное и хищное племя, которое вылезло из грязи в князи и справедливо считал, что именно их деятельность вызвала всеобщую ненависть к Риму в Азии.

Поэтому, в первую очередь, Лукулл начал наводить порядок на освобожденных и завоеванных территориях, стремясь везде установить власть закона, а не публиканов. Прежде всего, он установил предел процентов за ссуду — в месяц 12 % годовых: высшая норма процентов, признаваемая римскими законами. «Далее, он ограничил общую сумму процентов размером самой ссуды; наконец, третье и самое важное его постановление предоставляло заимодавцу право лишь на четвертую часть доходов должника. Ростовщик, включавший проценты в сумму первоначального долга, терял все» (Плутарх). В среде римских денежных воротил в Малой Азии поднялся такой вой, что его услышали в курии на берегах Тибра и зажали уши, многие из отцов отечества были должны крупные суммы тем людям, с которыми боролся Лукулл. А с другой стороны, озлоблять население Малой Азии в этот момент было смерти подобно. На Востоке бушевала война, Митридат оружия не сложил, и как сложится дальнейшая ситуация — предсказать было трудно. Ведь все эти долги являлись следствием того самого штрафа, который когда-то Сулла наложил на Азию, благодаря кропотливой и неустанной деятельности ростовщиков и публиканов долг в 20 000 талантов вырос до астрономической суммы в 120 000 талантов, причем 40 000 из них откупщики уже получили. Но труды Лукулла даром не пропали, и эти экстренные меры оказали свое воздействие — по истечении четырех лет все долги были выплачены, а заложенные некогда земли вернулись к своим владельцам. Римлянин оказался не только хорошим полководцем, но и прекрасным администратором. Он стал пользоваться у населения провинции Азия определенной популярностью, поскольку под его правлением страна смогла вздохнуть свободно. Зато в римских деловых кругах имя Лукулла вызывало самые негативные ассоциации — жалобы на него сыпались в сенат как из рога изобилия, однако полководцу было на них глубоко наплевать, он считал себя выше всей этой хищной своры и продолжал делать свое дело. Накануне войны с Тиграном он находился в Эфесе, отдыхая от ратных трудов и пожиная плоды заслуженной среди населения страны славой, — победные шествия и празднества чередовались с состязаниями атлетов и гладиаторскими боями. На мой взгляд, Лукулл был не самым плохим из тех римлян, что пришли в Азию, — наоборот, он, скорее всего, был одним из лучших; другое дело — его туда никто не звал, да и пришел он как завоеватель.