Винсент Бриджес - Тайны соборов и пророчество великого Андайского креста

В центре этого мимолетного возрождения, отмеченного трупным мерцанием, оказался Париж [9] Город Света, то есть Лютеция, — римское название Парижа, бытовавшее еще во времена Карла Великого. Аноним в хронике «Юность Людовика» (§ 4) пишет: «Карл перешел Луару с остальными войсками и отправился в Лютецию, которая называется иначе Парижем (780 г.)». (Прим. пер.) — город Света. Во время Первой мировой войны этот город стал целью, к которой устремлялись маршем миллионы людей, за который боролись, проливали кровь и умирали; парижские такси разыгрывали здесь средневековый миракль о Марне, и это продолжалось до тех роковых дней, когда в конце весны 1918 г. немецкая дальнобойная артиллерия обрушила свои снаряды на улицы города. Как и в былые века, для обеих сторон конфликта Париж был символом чего-то безудержного и неукротимого в человеческом характере. После войны город стал местом паломничества, своего рода Меккой, для всех тех, кто чувствовал, что мир, перенесший все ужасы и кровавые заклания войны, обязан некоторым образом измениться и что эти изменения должны что-то значить, о чем-то рассказать и повлечь за собой какие-то свершения. Люди слетались в Париж как бабочки на свет, ибо в финале зажглись все свечи разом, аутодафе европейской цивилизации подходило к концу. Все твердо верили, что из пламени великого пожара мир выйдет лучшим, чем прежде.

И вот, желая помочь миру восстать из пепла, в Париж собрались люди: мистики, визионеры, художники, поэты, артисты разного рода, ученые, политологи, революционеры, — они жили в чаянии нового мира, исполненного надежд, спокойствия и свободы, они чувствовали, что ростки новой жизни должны заглушить «эту войну, чтобы положить конец всем войнам». Опубликованные уже после смерти Эрнеста Хемингуэя воспоминания «Праздник, который всегда с тобой» дают живое представление о той эпохе. «Если тебе в достаточной степени посчастливилось провести молодые годы в Париже, то, куда бы ты впоследствии ни перебрался, чтобы скоротать остаток жизни, Париж останется рядом, ибо Париж — это праздник, который всегда с тобой», — отметил Хемингуэй.

Военное противостояние, порожденное Первой мировой войной, сделало всех этих людей: артистов и революционеров, поэтов и ученых — в чем-то похожими друг на друга. Они смешивались с толпой на бульварах, вместе пили и разговаривали в кафе, барах и книжных ларьках, составляли заговоры или допоздна засиживались с кистью в руках в маленьких квартирах на Монмартре или танцевали и пили в ночных клубах и полуподвальчиках Латинского квартала. Словно терзаемые глубоко въевшимся предрассудком о собственной греховности и сознанием собственной вины, все хотели жить быстро, полнокровно, великолепно. В послеапокалипсические двадцатые, когда температура исторического процесса достигла точки возгорания, Париж стал светом для всего мира. В нем уже теплились процессы, ведущие к концу времен.

Во время этого крайне кратковременного цветения возникли всевозможные концепции, литературные, социальные, политические, научные, они-то по преимуществу и определили дальнейший ход событий. Идея «трансформации» подспудно будоражила умы всех, начиная с сюрреалистов: Андре Бретона, Макса Эрнста и Марселя Дюшана — и кончая математиками, такими, как Поль Дирак, и пиротехниками от литературы типа Джеймса Джойса {1} 1 (1) В числе других важных информативных моментов, имевших место в 1926 г., следует назвать первую телевизионную передачу, запуск первой ракеты на твердом топливе, публикацию «Теории гена», начало современных исследований в области генетики, выход на экраны первого звукового кинофильма, а также начало издания первого научно-фантастического журнала — «Astonishing Stories». Спустя два года имел место фактический приход к власти двух знаменитых диктаторов XX в. — Иосифа Сталина и Бенито Муссолини. Еще один диктатор, Адольф Гитлер, работал над своей книгой «Майн кампф», а преподобный Кафлин начал свою карьеру радиопроповедника, придерживавшегося расистских и крайне правых взглядов. . Шел 1926 г., процветал интерес к всевозможным превращениям, и вот именно в это время вышел в свет отдельным томиком некий труд без указания имени автора. Это роскошное издание, выпущенное в количестве трехсот экземпляров, было осуществлено маленьким парижским издательством, известным преимущественно своими высокохудожественными репринтными переизданиями, — оккультная преисподняя Парижа пришла в движение. На титульном листе значилось: Le Mystere des cathedrales («Тайна соборов»). Автор, «Фулканелли», утверждал, что на стенах кафедрального собора Нотр-Дам в Париже вполне отчетливо выразила себя королева западной оккультной науки — великая тайна алхимии (см. ил. 1.1).