Мария Баганова - Всемирная история без цензуры. В циничных фактах и щекотливых мифах

Генрих был безумно опечален! Он горевал… целых шесть дней. Спустя неделю монарх познакомился с Екатериной Генриеттой де Бальзак д’Антраг и был поражен не только ее красотой, а в значительно большей степени сходством с покойной Габриэль. Трудно сказать, состояли ли эти дамы в каком-то родстве, но внешне они действительно были схожи как сестры. Король тут же принялся добиваться взаимности. В отличие от д’Эстре д’Антраг не испытывала к нему никаких чувств, однако она не собиралась отказываться от выпавшего на ее долю счастья. Родители поддерживали честолюбивую и алчную дочь, помогая ей заманивать влюбленного Генриха. Ими был составлен документ с условиями, на которых Екатерина Генриэтта соглашалась стать королевской любовницей: сто тысяч экю, титул маркизы и письменное обещание жениться в случае рождения сына. Генрих согласился. Документ был подписан в октябре 1599 года, девушка получила титул маркизы де Верней, но сына она родила лишь в 1601 году, а к этому времени Генрих был уже женат на Марии Медичи. Семья д’Антраг тут же принялась называть младенца истинным дофином Франции и требовать развода короля с его второй супругой. Они даже впутывались в заговоры с целью убийства Генриха и возведения на престол его внебрачного сына.

Таллеман де Рео:

«У Генриха IV было великое множество любовниц; но в постели он бывал не слишком расторопен, а потому всегда носил рога. Острили, что его и на раз едва хватает. Г-жа де Вернёй назвала его однажды „Капитан Хочет, да не Может“, а в другой раз — ибо Королю доставалось от нее нещадно — она ему заявила, пусть, мол, радуется, что он Король, не то его вообще нельзя было бы выносить, до того разит от него падалью. Покойный Король, желая прикинуться шутником, говаривал: „Это я в батюшку пошел: потом воняю“».

«Полагаю, никто не одобрял поведения Генриха IV в отношении его жены, покойной Королевы-матери [16] Марии Медичи. , когда дело шло о его любовницах; ведь поселять г-жу де Вернёй у самого Лувра (В замке Ла-Форс) и мириться с тем, что Двор из-за нее чуть ли не делится на два лагеря, было, по правде говоря, не политично и не слишком пристойно. Г-жа де Вернёй была умна, но и горда; она не питала никакого почтения ни к Королеве, ни к Королю; говоря с последним о Королеве, она называла ее „Ваша толстая баржа“ и как-то на вопрос Короля, что бы она делала, если бы оказалась в порту Нюлли в тот день, когда Королева едва там не утонула, ответила: „Я бы стала кричать: Королева идет ко дну!“

В конце концов, Король порвал с г-жой де Вернёй; она стала вести образ жизни наподобие Сарданапала или Виттелия, только и помышляла что о еде, об острых приправах и требовала, чтобы даже в спальне у нее стояла миска с едой. Она до того растолстела, что стала просто безобразна. Но ум никогда ее не покидал. Ее мало кто навещал. Детей у нее отняли; ее дочь воспитывалась вместе с королевскими дочерьми».

Генриетта изменяла королю и отзывалась о нем с крайним презрением, высмеивая его бессилие как мужчины. Генрих злился, негодовал, но продолжал любить ее, хотя и заводил других женщин. Из-за одной из них — Шарлотты-Маргариты де Монморанси, супруги принца Конде, увезенной ревнивым мужем в Бельгию, Генрих чуть было не начал военные действия. Война не началась только лишь из-за смерти французского короля от руки убийцы в 1610 году.

В этом заговоре подозревали как королеву Марию Медичи, так и семью д’Антраг.

Пьер Д’Этуаль:

«В пятницу 14 мая 1610 года около 4 часов вечера король в своей коляске без охраны, имея при себе только Эпернона, Монбазона и четырех-пятерых других, проезжал мимо св. Иннокентия в Арсенал. Когда его коляска благодаря заграждению пути дорожной повозкой и двухколесной телегой была принуждена остановиться на углу улицы де ла Фероньер, против нотариуса, по имени Путрен, король был безжалостно убит коварным и гнусным негодяем по имени Франсуа де Равальяк, уроженцем города Ангулема; он воспользовался данным случаем, чтобы нанести этот злополучный удар (он давно уже выжидал, находясь в Париже только с этой целью, и его величество предупреждали, чтобы он имел охрану, но он не придал этому значения). В то время как король внимательно слушал письмо, которое читал д’Эпернон, он набросился на него с яростью, держа в руке нож, и нанес последовательно два удара в грудь его величества; последний удар пришелся прямо в сердце, перерезал сердечную артерию и таким образом лишил этого доброго короля дыхания и жизни. Видя, что король истекает кровью, д’Эпернон покрыл его плащом; когда он и остальные убедились, что он мертв, они стали, как могли, успокаивать народ, сильно смущенный и взволнованный этим случаем, крича народу, что король только легко ранен и чтобы они ободрились; повернули прямо на каретный двор Лувра, и из коляски, в которой бедный государь весь плавал в крови, его извлекли мертвым, хотя один сплетник этого времени нагло напечатал рассуждение, в котором архиепископ д’Эмбрен исповедует и напутствует в Лувре короля, который, несмотря на то, что был вполне мертв, поднял будто бы глаза и руки к небу, свидетельствуя тем, что он умер христианином и добрым католиком. Это послужило причиной (и вполне основательной) к запрещению что-либо публиковать или печатать относительно смерти короля; это было объявлено по городу под бой барабанов».