Отметим, что современники подмечали и высокие деловые качества государя, столь необходимые волевому политику. Вспоминает А. П. Извольский, бывший в 1906–1910 годах министром иностранных дел: «Был ли Николай II от природы одаренным и умным человеком? Я, не колеблясь, отвечаю на этот вопрос утвердительно. Меня всегда поражала легкость, с которой он ухватывал малейший оттенок в излагаемых ему аргументах, а также ясность, с которой он излагал свои собственные мысли».
Извольского хорошо дополняет генерал А. А. Мосолов: «Император Николай II обладал живым умом, быстро схватывающим существо докладываемых Ему вопросов — все, кто имел с Ним дело, свидетельствуют об этом в один голос… Царь схватывал на лету главную суть доклада, понимал иногда с полуслова, нарочито недосказанное, оценивал все оттенки изложения».
Эти свидетельства хорошо опровергают ложное утверждение о том, что государь якобы не обладал волей к занятию государственными делами. На самом деле его работоспособность была просто поразительной. Баронесса Буксгевден дает весьма показательное описание рабочего дня императора: «Его день был распределен по минутам. Свет в его туалетной зажигался всегда ранее восьми часов утра. Выпив стакан чаю, выкурив папиросу, он выходил в парк на короткую прогулку со своими „колибри“ (породистые собачки), которые жили в конурах в саду, им не разрешалось входить внутрь дворца. Император был очень вынослив; только в самые холодные дни он надевал пальто, обычно он выходил в военной тужурке. После прогулки он заходил к императрице, и немного ранее десяти часов начинался его деловой день. Первый разговор был с гофмаршалом, с которым он просматривал лист своих обязательств на текущий день. Ровно в десять часов начинались аудиенции министров. Каждого из них Государь принимал отдельно. Министры приносили с собой пачки бумаг, которые Государь оставлял у себя для внимательного чтения. На каждом документе он ставил свои заметки карандашом и зачастую просиживал до поздней ночи, чтобы ознакомиться со всеми бумагами. Его работа в течение царствования все время увеличивалась, так как появлялись новые министерства и департаменты».
Впрочем, бывало и так, что работа продолжалась и ночью. Сын Столыпина, Аркадий Петрович, вспоминает о том, что его отец и государь часто работали вместе в ночное время суток: «Пикуль пишет, что царь во время докладов министров скучал, зевал, хихикал, мало что понимал. Это ложь. Летом 1906 года в Петергофском дворце, когда подготовлялась аграрная реформа, царь работал с моим отцом целые ночи напролет. Вникал во все подробности, давал свои суждения, был неутомим».
Коснемся и еще одной омерзительной лжи: о распутинском влиянии на государя. Ее повторяют и поныне, хотя, как уже говорилось выше, даже Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства была вынуждена признать, что никакого влияния на государственную жизнь страны Распутин не оказывал. А ведь в ее состав входили опытные юристы-либералы, настроенные резко отрицательно по отношению к государю, династии и монархизму.
Действительно, Распутин считал необходимым давать государю различные советы военно-политического и кадрового характера. Только вот сам государь всегда поступал по-своему и отвергал распутинские рекомендации. Так, 6 апреля 1915 года Распутин пытался отговорить царя от поездки в Галицию, но она все-таки состоялась. Одиннадцатью днями позже Распутин выступает против созыва Госдумы, однако государь созывает ее. А вот 15 ноября Распутин, наоборот, рекомендует созвать Госдуму, но Николай II откладывает ее созыв аж до февраля будущего года.
«Старец Григорий» пытался выставлять себя военным стратегом и 15 ноября 1915 года советовал государю начать наступление под Ригой. Конечно же, никакого наступления не состоялось.
Царь не склонен был особо прислушиваться и к кадровым пожеланиям Григория Ефимовича. В 1915 году он отверг предложения Распутина по назначению графа Татищева министром финансов, генерала Иванова — военным министром, а инженера Валуева — министром путей сообщения.
Историк С. Ольденбург довольно точно заметил, что у государя была железная рука, многих только обманывает надетая на нее бархатная перчатка. И нет ничего нелепее, чем приписывать Николаю II зависимость от разных посторонних влияний. Многих, опять-таки, вводило в заблуждение то обстоятельство, что император не любил резко возражать своим оппонентам, хотя поступал именно так, как считал нужным. Некоторые принимали это спокойствие и отказ от резкого тона за некоторую слабость. А потом недоумевали, когда сталкивались с императорской непреклонностью. В результате рождались весьма противоречивые оценки. Например, французский посол М. Палеолог писал о царе следующее: «Храбрый, честный, добросовестный, глубоко проникнутый сознанием своего царственного долга, непоколебимый в пору испытаний, он не обладал качеством, необходимым в условиях автократического строя, а именно — сильной волей». (Обращает на себя внимание невольное признание «прогрессивного» француза — оказывается, при демократическом строе сильная воля не нужна). Сразу возникает вопрос — а что, разве непоколебимость «в пору испытаний» не есть проявление сильной воли?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу