Бертран Мейер-Стабли - Повседневная жизнь Букингемского дворца при Елизавете II

Елизавете пришлось пережить свою долю треволнений. В девичьей комнате в Букингемском дворце она уже надела длинное платье со шлейфом и уже надевала драгоценности, как вдруг заметила, что не хватает одного из главных украшений; жемчужного ожерелья из двух ниток, подаренного к свадьбе ее родителями. Когда первый приступ панического страха миновал, она вспомнила, что ожерелье отправили на хранение в безопасное место, в Сент-Джеймсский дворец; туда тотчас же послали одного из секретарей, который с неимоверным трудом проложил себе дорогу сквозь толпу, а когда вернулся, измотанный до предела и весь в поту, ему пришлось проявить немалое искусство, чтобы убедить детективов из Скотланд-Ярда позволить ему войти во дворец. Жемчужное ожерелье вручили Елизавете в последнюю минуту. Однако обнаружилось, что куда-то подевался букет невесты! В то время как все занимались поисками ожерелья, принцесса и ее свита уже спускались по лестнице во внутренний двор. Именно тогда привратник вспомнил, что один из пажей отнес букет в самую прохладную комнату, чтобы цветы сохранили свежесть, и всё таким образом устроилось наилучшим образом.

Герцог Эдинбургский на обратном пути из Вестминстерского аббатства попытался было немного отвлечь жену, рассказывая ей о том, как жены пэров в аббатстве едва не умерли от холода в атласных платьях, в то время как пэры задыхались в бархатных костюмах и мантиях, застегнутых на все пуговицы по самую шею… Такие же ироничные высказывания он позволил себе по поводу первых слов приглашенных, произнесенных после церемонии, ведь говорили они, по его словам, вот что: «Ох, как я хочу пить!», «Как же я хочу есть!» «Я думал, это никогда не закончится…», «Я забыла мой платок..», «А где здесь туалет?»

Королева Виктория запретила наследникам сочетаться браком в мае, который в соответствии с бытующими в Шотландии предрассудками считается месяцем несчастливым. Одна только Маргарет презрела этот обычай, выйдя замуж в мае I960 года. И всем известно, каков был результат! Принцесса Анна выбрала ноябрь 1973 года для бракосочетания с Марком Филлипсом. Брак оказался неудачен, союз распался, но церемония бракосочетания осталась в памяти как образец церемоний такого рода. В то время королева постаралась объяснить, что заключение этого союза является делом не государственным, а сугубо семейным. Строжайшие указания хранить тайну окружали процесс составления списка гостей, количество которых было ограничено заранее полутора тысячами; в список вошли всего лишь не более трех десятков членов парламента и столько же пэров, отобранных с особым тщанием; не был включен никто из представителей дипломатического корпуса; то было действительно избранное общество, куда в основном вошли венценосцы из разных стран; лорд Хэрвуд (Харвуд), двоюродный брат королевы (и семнадцатый в списке наследников престола), не присутствовал на церемонии бракосочетания, потому что сам незадолго до этого развелся и собирался вновь вступить в брак.

Каким бы семейным празднеством ни была эта свадьба в стиле «техниколор», то есть в стиле цветного кино, яркая, пестрая, со стеклянными каретами и звуками фанфар, со шталмейстерами и берейторами в напудренных париках и с кавалеристами с пышными султанами из перьев на шлемах и с золочеными кирасами на крепких телах, она была пышной, такой пышной, как только можно было пожелать. Ровно в 10 часов 45 минут (королевская власть обязывает к точности!) шесть карет выехали со двора Букингемского дворца; в них восседали все члены королевской семьи. Следом за ними за ворота дворца выехала карета новобрачной. Чтобы доехать от дворца до Вестминстерского аббатства, требовалось семнадцать минут, достаточно дальний путь… Марк уже прибыл к аббатству и был далеко не одинок под сводами нефа: две сотни журналистов и восемнадцать телекамер наблюдали за ним, а двести тринадцать драгун Королевского драгунского полка в парадных мундирах замерли у входа в аббатство. Марк тоже был в парадном мундире своего полка. Когда Анна прибыла в аббатство, к алтарю ее повел отец, явно взволнованный, а за ними последовали два маленьких пажа, в роли которых выступили брат невесты принц Эдуард и ее кузина леди Сара. На личико невесты был нанесен безупречный макияж парижский специалист совершил ради нее путешествие через Ла-Манш. У ее атласного платья в мелкую складку были длинные рукава, но не из материи, а из ниток жемчуга, заканчивавшиеся манжетами из плиссированного муслина; у нее на плечах колыхалась шелковая накидка, расшитая серебряными нитями, на голове возлежала корона из бриллиантов, окончательно придававшая ей вид принцессы крови. В клятве верности супружескому долгу, которую она должна была произнести, были слова обещания «любить и почитать своего супруга и повиноваться ему»; несмотря на недавнее «восстание юбок» (имевшее место, по безапелляционному утверждению прессы), совершавшееся посредством раздачи брошюр и листовок, а также путем испускания воплей английскими феминистками, принцесса отчетливо произнесла слово «повиноваться». Леди Диана, однако же, попросила архиепископа Кентерберийского удалить это слово из текста клятвы.