Антоний Оссендовский - Люди, боги, звери

— Два коня, две винтовки, два седла, два мешка сухарей, полбрикета чаю, мешочек соли, пятьдесят патронов, два тулупа, две пары валенок, — перечислил он, похохатывая. — Неплохая охота.

Я удивленно уставился на него.

— Неужто не уразумел? — осклабился он. — Кому нужны эти «товарищи»? Ладно, давай попьем чайку и на боковую. Завтра двинемся в путь, провожу тебя в безопасное место, а потом уж отправлюсь по своим делам.

На рассвете мы пустились в путь, оставив позади мой первый приют. Наши пожитки, засунутые в мешки, покачивались у седел. Придется одолеть верст четыреста-пятьсот, невозмутимо сообщил мне спутник, назвавшийся Иваном — именем, которое ничего не говорило ни моему уму, ни моему сердцу: ведь здесь каждый второй был Иваном.

— Долгий путь, — огорчился я.

— Управимся за неделю, а может, и быстрее, — отозвался он.

Эту ночь мы провели в лесу под могучей, разлапистой елью. Впервые я ночевал под открытым небом. Знать бы тогда, сколько раз придется мне спать вот так, в лесу, за полтора года странствий! Весь день стоял лютый мороз. Ледяная корка хрустела под копытами лошадей, обламывалась и отлетала, ударяясь об наст со звоном, как осколки стекла. Потревоженные тетерева лениво взлетали с ветвей; по замерзшим водоемам неторопливо скакали зайцы. К вечеру поднялся ветер, он уныло завывал, клоня долу вершины деревьев, внизу же было спокойно и тихо. Привал мы устроили в глубоком овраге, со всех сторон окруженном густым лесом, на дне лежало несколько рухнувших елей. Мы порубили их на поленья, развели костер и, вскипятив воду, поели.

Затем Иван приволок два ствола, сточил топором у каждого одну сторону, положил бревна друг на друга и вбил между ними клинья. В образовавшийся просвет в три или четыре дюйма мы положили горящие угли. Огонь быстро побежал по дереву.

— Теперь будет гореть до утра, — объявил Иван. — Это «найда» — придумка старателей. Скитаясь в тайге зимой и летом, мы всегда спим рядом с найдой. Ничего лучше не бывает. Сам увидишь, — прибавил он.

Нарубив еловых сучьев, Иван поставил их наклонно к найде, а сверху набросал довольно много лапника. Получилось что-то вроде шалаша, внутри которого, на снегу, мы тоже настелили лапника, а на него — чепраки. Забравшись в шалаш, Иван тут же разделся до рубашки. Вскоре у него на лбу и шее проступил пот.

— Вот теперь хорошо, — с удовлетворением отметил он, вытираясь рукавом.

Вслед за ним разделся и я, и вот мы уже сладко спали безо всяких одеял, хотя сквозь щели в нашей колючей крыше виднелись холодные яркие звезды, а тут же за найдой лютовал мороз. После этой ночи стужа меня уже не страшила. Промерзнув в седле за день, я знал, что к вечеру меня согреет веселый огонь найды, я стяну тяжелый тулуп и, оставшись в одной лишь рубашке под кровлей из еловых и сосновых веток, буду попивать благословенный чай.

Днем, когда мы тряслись в седлах, Иван подолгу рассказывал мне о своих странствиях по лесам и горам Забайкалья в поисках золота. В его удивительно живых историях было много невероятных приключений, схваток и опасностей. Иван принадлежал к тому незадачливому типу старателей, которые, открыв в России или где-нибудь еще богатейшие месторождения золота, умудряются остаться нищими. Он утаил от меня, почему оставил Забайкалье и перебрался сюда, на Енисей. Я, со своей стороны, составив представление о его независимом и упрямом характере, не задавал лишних вопросов. Но однажды туман неизвестности, скрывавший эту часть его таинственной жизни, неожиданным образом рассеялся. Близилась цель нашего путешествия. Весь день мы буквально продирались сквозь густые заросли ивняка к берегу Маны, правого притока Енисея. Снег был повсюду испещрен заячьими следами. Эти маленькие белые зверьки, жившие в чащобе, то и дело перебегали нам дорогу. А один раз мы заметили рыжий хвост лисицы, спрятавшейся от нас за боль шим камнем; хитрый зверь следил одновременно и за нами, и за беспечными зайчишками.

Иван долго молчал, а потом вдруг заговорил, g -сказав, что недалеко отсюда в устье небольшого притока Маны стоит хижина.

— Ну, что скажешь? Двинем туда или проведем еще одну ночь у найды?

Я предложил направиться к хижине: хотелось помыться, да и просто переночевать наконец под настоящей крышей. Иван поморщился, но согласился.

Уже смеркалось, когда мы подъехали к затерявшейся в глухом лесу и почти не видной в малиннике лачуге. В ней была лишь одна маленькая комнатенка с двумя крохотными оконцами и громадной русской печью. Неподалеку от дома виднелись развалины сарая и погреба. Мы истопили печь и приготовили скромный ужин. Иван отпил из бутылки, добытой у солдат, и разговорился. Глаза его блестели, руки нервно теребили длинные кудри. Он начал было рассказывать одну из своих многочисленных историй, но неожиданно замолк и с неподдельным ужасом уставился в угол.