Карл Крист - История времен римских императоров от Августа до Константина. Том 2.

Монастыри быстро распространились, в Египте насчитывались тысячи монахов; возникли женские монастыри, первым из которых руководила сестра Пахомия. Движение быстро охватило Сирию и Палестину с местом сосредоточения в Вифлееме и Иерусалиме, а потом и в Малой Азии. На Западе новую форму жизни проповедовал Афанасий, однако резонанс был там невелик. Только отдельные люди последовали новому идеалу, к кругу сторонников таких новшеств и тенденций второй половины 4 в.н.э. принадлежал святой Мартин Турский. Первые большие монастыри на Западе появились только в начале 5 в.н.э. в Лерене, у Канн и в Марселе; в 529 г.н.э. на Монте Кассино был построен монастырь бенедиктинцев, устав которого стал основой средневекового монашества в Европе.

Важнейшее духовное преодоление этого мира представлено в произведении Августина «О граде Божьем». Августин написал свой историко-философский труд между 412 и 426 гг. н.э. после взятия Рима Аларихом и во время крушения римского господства на Западе. Христианские римляне были глубоко потрясены этой катастрофой, в конце они полностью отождествили себя с политической формацией Рима и с «вечным Римом», который теперь стал вечным христианским Римом. Само собой разумеется, староверы видели причину катастрофы в христианах и в отказе руководителей государства от старых богов. По-видимому, христианам оставалась только одна возможность, которую изложил Орозий в своем историческом труде, а именно придать катастрофе как бы относительный характер.

Августин хотел вместо этого освободить верующих от их связи с Римом и падение Рима интерпретировать как испытание во времени, которое для христиан было несущественным по сравнению с их отношением к Богу. Наряду с такими мыслями в качестве антитезы староверческому пониманию истории и времени, как периодическом круговом движении циклов, противопоставлялся «прямой путь», который указал Христос. То есть история рассматривалась с точки зрения христианской религии, апологетически защищался град Божий от тех, кто по-прежнему придерживался старых богов и ценностей.

К фундаментальным принципам упорядочения истории Августин относил метафизическую противоположность между градом Божиим и земным градом: «Хотя на земле живут многочисленные и большие народы с различными нравами и обычаями, есть только два вида человеческого сообщества, которые по нашему Священному Писанию мы можем назвать двумя градами. Один состоит из людей, живущих плотью, другой из тех, кто живет духом...» Каждый из этих градов стремится к совершенно разному виду мира: «Когда такой небесный град паломничает по земле, он из всех народов приглашает своих граждан и из всех языков собирает себе паломническую общину. Он не спрашивает о различии в обычаях, законах и установлениях, на которых основан земной шар, ничего не отклоняет и не отвергает, скорее сохраняет и соблюдает, пусть это будет разным у разных народов, потому что все служит одной и той же цели. Только это не может помешать религии, которая учит почитать одного всевышнего и истинного Бога».

Между тем этот земной шар обладает ограниченной и относительной ценностью, главным является небесный мир: «Так как наивысшее благо града Божиего есть вечный и совершенный мир, не мир, который смертные проходят между жизнью и смертью, а которым наслаждаются бессмертные, освобожденные от всех мук. Кто может отрицать, что эта жизнь является самой счастливой, кто может оспаривать, что в сравнении с ним жизнь, которую мы здесь ведем, пусть даже она изобилует богатством души, тела и имущества, не является ничем иным, как жалкой нищетой? Однако того, кто правильно распорядился своей настоящей жизнью и настроился на ту жизнь, которую он страстно любит и на которую в твердой вере надеется, можно назвать счастливым, правда, больше и в надежде на потусторонний мир, чем на посюсторонний».

Из такого общего взгляда Августина исходит и его специфический идеал правителя; «Мы считаем многих христианских императоров счастливыми не потому, что они дольше правили или умерли тихой смертью и оставили власть своим сыновьям, или потому, что они повергли врагов государства и подавили восстания. Такие и другие дары и утешения в этой полной забот жизни могут получить и почитатели демона, которые не принимают участия в небесном царстве; божье милосердие решает так, чтобы верующие в него не жаждали земных благ. Но счастливыми мы называем их, если они справедливо царствуют, если они, несмотря на льстивые речи, не загордятся и не забывают, что они люди, если они ставят свою власть на службу своему величию и распространяют почитание Бога, если они боятся Бога, любят его и почитают, если они больше всего любят то царство, где им не нужно бояться никакого соправителя... Таких христианских правителей мы называем счастливыми, пока только в надежде, что произойдет то, что мы ожидаем» (Августин «О граде Божием», 14, 19,5).