Виктор Смирнов - Государевы вольнодумцы. Загадка Русского Средневековья

Несомненно, что местночтимые в Новгороде святые, до присоединения Новгорода, не чтились в Москве, а московских чудотворцев не признавали в Новгороде. Когда Геннадий уже в сане архиепископа приехал в Новгород, ему нужно было вводить в Новгороде чествование московских святых. Всенародно во время крестного хода Геннадий воспел каноны московским чудотворцам Петру, Алексию и вновь прославленному Ионе. Первый Новгородский архиепископ — москвич, избранный и поставленный на Москве, по известию Новгородской летописи, не с должным благоговением отнесся к почитаемому новгородцами за Святого святителю Моисею и в свою очередь за то пострадал: ему стали являться древние новгородские святители и вслед за тем «прииде на него изумление», говорит новгородский летописец: «овогда видяху его в Евфимиевской паперти в одной ряске сидяща, овогда же видяху его в полдни у святой Софии седяща водной ряске и без манатии, и свезоша его болна к Троицы в Сергиев монастырь». Московская летопись, приводя известие об удалении того же архиепископа, говорит, что новгородцы отняли у него ум волшебством, причем связывает это волшебство с св. Иоанном Новгородским, о котором отзывается без уважения, говоря, что он на бесе ездил.

Сам великий князь Иван III, который по религиозному побуждению давал жалованные грамоты на села монастырям, отнял половину имений от церквей и монастырей новгородских. За то он не был принять милостиво Новгородской святыней, судя по сказанию о пламени, исшедшем из гроба Варлама Хутынского.

По понятиям москвичей, ангелы сопутствовали Ивану III, когда он шел на Новгород, а «прелестник диавол» вошел в «окаянную Марфу». С таким воззрением на Новгород написаны:

«Словеса избранна от святых писаний, о правде и о смиренномудрии, еже сотвори благочестия делатель, благоверный великий князь Иван Васильевичь всее руси, ему же и похвала о благочестии веры; даже и о гордости величавых мужей Новгородскых, их же смири Господь Бог и покори под руку его, он же благочестивый смиловася о них, Господа ради, и утиши землю их». Само собою разумеется, что новгородцы имели противоположный москвичам взгляд на благочестие Ивана Васильевича и на ту роль, которую представлял во взятии новгородском лукавый враг дьявол.

В усилении Москвы побежденные ею видели возникновение последнего царства и связывали идею об этом царстве с идеей о кончине мира и антихристе. Другие, наоборот, видели в новом возникающем царстве — милость Божию, славу и силу отечества и старались придать великому князю царское значение, а в отступлении прельщенных ересью от православия видели гибель желанного царства.

В конце XV столетия, перед наступлением 8-й тысячи, ожидали Страшного суда. Но кто же ожидал его?

В Москве, накануне восьмой тысячи, кипит деятельность: Петр Антон Фрязин достроивает Флоровскую стрельницу и вместе с братом своим Марком доводит до конца большую каменную палату [13] Речь идет о главной башне Кремля, ныне именуемой Спасской, и о Грановитой палате. — Примеч. ред . . Сам Иван III посылает войско на помощь Менгли-Гирею, сносится с королем римским. Мнение о кончине мира было уделом религиозных книжников и имело источник книжный в глубине веков, источник жизненный в тяжелых временах сильного внутреннего брожения и войн; моровая язва, голод и небесные знамения усиливали страх. Пасхальная таблица оканчивалась с седьмой тысячью. Со страхом помышляя о последних годах той тысячи, с которыми истекал и XV век от Рождества Христова, наши грамотники считали его последним столетием и в конце пасхальной таблицы делали приписки, что с истечением ее настанет Страшный суд. О таковой приписке свидетельствует Геннадий в одном из своих Посланий. Подобную же приписку мы можем видеть в дошедшем до нас сборнике XV века.

Геннадий, а с ним и Иосиф Волоцкий, как люди хорошо знавшие Св. Писание, не разделяли мнения современников о семи тысячах, но как люди глубоко религиозные, они не чужды были мысли о близком времени Страшного суда. Первый, когда ходил крестным ходом около вновь отстроенного Новгородского детинца, на улице до 3-х раз повторял пение канона и службу о Страшном суде. Второй — видел последние времена в появлении ереси жидовствующих. Религиозное чувство Геннадия было глубоко оскорблено уничтожением многочисленных церквей в Кремле, которые по повелению великого князя вынесены были оттуда, чтобы дать простор великокняжеским дворам и место саду, который великий князь задумал устроить около своих новых палат. Само собой разумеется, что московские верховные люди не разделяли такого взгляда на перенесении церквей за город.