Сергей Цветков - Русская земля. Между язычеством и христианством. От князя Игоря до сына его Святослава

В итоге могущественный, но неудачливый Х-л-го/Олег Кембриджского документа должен быть признан правителем восточноевропейской державы «светлых князей», фигурирующей в договоре с греками 911 г., и одним из главных возмутителей спокойствия на Черном море в конце 930-х гг. Я не вижу никаких препятствий для того, чтобы отождествить его с «царем русов», сидевшим в начале 920-х гг. в «высоком замке» Куйабы/Киева, в окружении 40 наложниц и нескольких сотен дружинников.

Известия Кембриджского документа и арабских писателей полностью подтверждаются сведениями моравских летописей, согласно которым после смерти вещего Олега [24] Кончина вещего князя в моравской традиции приурочена к 913 г. (см.: Фризе Хр.Ф. История польской церкви. Т. I. Варшава, 1895. С. 41). княжение в Русской земле унаследовал его преемник, моравский князь Олег II (назовем его так).

Свидетельство моравских летописей имеет особую значимость, поскольку сердцевина державы вещего Олега находилась именно в Великой Моравии и «русской» Галиции. К сожалению, оригинальные древнеморавские источники, рассказывающие о событиях на Руси после смерти Олега, до наших дней не сохранились. Но отголоски древнеморавской традиции слышны в трудах многих чехо-моравских и польских авторов XVI—XVIII вв. Наиболее подробно ее излагают чешский писатель XVII в. Томаш Пешина и польские историки Ян Стржедовский и Христиан Фризе (XVIII в.), которые пользовались летописными записями XV—XVII вв., восходившими, в свою очередь, к раннесредневековым моравским и русским хроникам [25] См.: Королев А.С. История междукняжеских отношений на Руси в 40-е—70-е годы X века. М., 2000. С. 166—167; Кузьмин А.Г. Падение Перуна: становление христианства на Руси. М., 1988. С. 153—154; Флоровский А.В. Русское летописание и Я.А. Коменский // Летописи и хроники. Сборник статей. 1973 г. М., 1974. С. 312—314; Фризе Хр.Ф. История польской церкви. С. 33—45. . Т. Пешина, в частности, ссылается на утерянное к настоящему времени историческое сочинение 1620-х гг. Яна Амоса Коменского, который использовал материал «древней русской летописи» [26] Флоровский А.В. Русское летописание и Я.А. Коменский. С. 312. . По этим известиям, вещему Олегу наследовал его сын, носивший то же имя — Олег; впоследствии он принял христианство и был наречен в крещении Александром [27] В XVI—XVII вв. происхождением от Олега/Александра гордились представители влиятельного моравского рода Жеротинов, заказывавшие специальные генеалогические изыскания для обоснования этого родства, скорее всего вымышленного, так как впоследствии Жеротины претендовали на происхождение от Владимира Святого. Фальшивая генеалогия, разумеется, не опровергает факта существования князя Олега Моравского (см.: Королев А.С. История междукняжеских отношений на Руси в 40-е—70-е годы X века. С. 168). . Около 936 или 939 г. Олег II был изгнан Игорем из Киева и бежал в Моравию.

Итак, западнославянская традиция прямо называет наследника вещего Олега и соперника Игоря в борьбе за киевский стол — Олега II. Это известие прекрасно вписывается в ход наших рассуждений, и отвергать его нет оснований, ибо Игорь не мог унаследовать от вещего Олега княжение в Русской земле в силу изложенных выше возрастных ограничений его биографии и чуждости роду «светлых русских князей» Моравии и Галиции [28] Правда, моравское предание утверждает, что Олег II будто бы приходился Игорю двоюродным братом. Таким образом, вещий Олег и Игорь связываются родственными узами — как дядя и племянник. Но эти сведения нельзя считать достоверными и самостоятельными, поскольку они явно восходят к новгородскому кругу преданий XV—XVII вв. о призвании Рюрика. Новгородская Иоакимовская летопись, которая вообще входит во многие подробности семейной жизни первых «Рюриковичей», сообщает, в частности, что вещий Олег приходился Игорю дядей по его матери Ефанде — «дочери князя урманского» и одной из жен Рюрика. Не исключено, что в древнерусском летописании произошло слияние Олега Вещего и его наследника Олега II в одного персонажа (например, Новгородская I летопись младшего извода продлевает жизнь вещего Олега до 922 г., а примыкающая к новгородской летописной традиции Устюжская летопись сообщает о его смерти под 927 г.), и на самом деле долгий период «послушания» Игоря вещему князю просто отражает факт зависимости Киева от державы «светлых князей». .

Важно и то, что обозначенная в моравских летописях дата изгнания Олега II из Киева — 936 или 939 г. — позволяет ему предпринять поход в Крым еще в качестве «царя Руси», в согласии с показаниями Кембриджского анонима. Вместе с тем сведения моравских летописцев удовлетворительно разрешают проблему участия Х-л-го в походе 941 г. на Константинополь в Кембриджском документе: становится ясно, какой именно Олег «заместил» в Кембриджской рукописи Игоря и почему это стало возможным.