Себастьян Хаффнер - От Бисмарка к Гитлеру

Брюнинг выслушал это и заинтересовался. Он спросил Шляйхера, сколь длительным он представляет себе этот процесс, и Шляйхер ответил: «Ну, это можно сделать за шесть месяцев». Кроме того, Шляйхер при этой встрече поведал Брюнингу о том, что рейхспрезидент рассматривает его, лояльного фронтового офицера Брюнинга, чьё подразделение пулеметчиков вплоть до объявления перемирия сражалось, находило погибших и было отмечено отличием, в качестве фигуры рейхсканцлера, который должен произвести государственный переворот. Брюнинг в тот момент отнёсся к этому сдержанно: время для таких планов ещё не созрело. Но время пришло быстро.

В октябре 1929 года разразился мировой экономический кризис. Правительство большой коалиции, глава которой Штреземанн к несчастью умер в том же месяце, не отнеслось должным образом к быстро распространявшемуся в Германии кризису. По этой причине оно в конце концов распалось, и в марте 1930 года Гинденбург по совету Шляйхера назначил Брюнинга рейхсканцлером, как и было предусмотрено. Брюнинг на основании Статьи 48 Конституции получил от рейхспрезидента полномочия управлять без оглядки на рейхстаг. Эта статья позволяла главе государства в случае устанавливаемого им самим по его усмотрению чрезвычайного положения обходить законодательное право рейхстага посредством внепарламентских чрезвычайных постановлений. Правом роспуска рейхстага рейхспрезидент и без того обладал: в случае если бы парламент отменил его чрезвычайные декреты, он мог распустить его в любой момент. Всеми этими правами теперь должен был пользоваться Брюнинг от имени рейхспрезидента. Это должно было обеспечить переход к планировавшемуся кругами за спиной Гинденбурга государственному перевороту, нацеленному на восстановление монархии.

Какую роль при этом играл сам Гинденбург, остаётся неясным. Старый человек не был политиком, никогда им не был. Во многих отношениях он был в качестве рейхспрезидента такой же символической фигурой, какой был в войну в должности начальника Верховного Командования сухопутных войск. Но у него вполне была своя голова на плечах, была она у него всегда и с годами она скорее стала лишь упрямее. После того, как в 1925 году он принял присягу главы государства о соблюдении конституции и соблюдал её, удовлетворенный достойным представительным положением, теперь он и сам пожалуй начал вспоминать свои монархические чувства и воспринимать это как своего рода призвание — возглавить обратный переход от республики к монархии, сделав всё возможное, чтобы не нарушить непосредственно свою конституционную присягу. Первым шагом на этом пути был переход от парламентского правления двадцатых годов к президентским правительствам начала тридцатых, из которых правительство Брюнинга было первым и самым длительным. Формально они вели себя ещё в рамках конституции, и так Брюнинг парадоксальным образом получил славу последнего защитника Веймарской конституции. Он не был им. Его заданием был государственный переворот, как он сам засвидетельствовал в своих мемуарах, и он был исполнен намерений выполнить это задание. Но он отложил государственный переворот в пользу другого намерения — что в итоге привело к его падению.

Между тем же разразился мировой экономический кризис, и Брюнинг увидел теперь тот большой внешнеполитический шанс, о котором уже шла речь в предыдущей главе: шанс использовать мировой экономический кризис, чтобы посредством преднамеренно проводимого радикального обострения экономического кризиса в Германии избавиться от репараций. Это было для него в тот момент важнее, чем задуманный государственный переворот. Тем не менее, в июле 1930 года он распустил рейхстаг, и назначил на сентябрь 1930 года новые выборы. И тут произошло нечто неожиданное. На этих выборах национал-социалисты Гитлера, в «хорошие» времена Гинденбурга бывшие партией малозначимой, неожиданно стали второй по силе партией. Они получили 18 процентов голосов избирателей, 107 мандатов, и тем самым на германской внутриполитической сцене внезапно появилась новая сила, с которой впредь следовало считаться. Что сделало вдруг национал-социалистов столь сильными?

Было три причины, которые сделали национал-социалистов в 1930 году сначала массовой партией, а затем, в 1932, вообще сильнейшей партией.

Первую следует искать в экономическом кризисе: он вёл к ужасно быстрому прогрессирующему обнищанию рабочих и также — это не следует забывать — предпринимателей, среди которых также многие обанкротились и жизнь их была разрушена. В 1932 году, в котором было шесть миллионов безработных, появился плакат, на котором в экспрессионистском стиле была изображена большая масса нуждающихся и больше ничего. Внизу стояли только слова: «Гитлер, наша последняя надежда». Это попало в цель. Нужда была реальностью. И реальностью было также то, что Гитлер был единственным, кто обещал изменить такую ситуацию. В то время как Брюнинг, как каждый мрачно чувствовал, нужду даже умышленно усиливал — с патриотическими внешнеполитическими целями, которые он однако не мог сделать достоянием гласности и которые сами по себе и сегодня еще не признаны повсеместно.