Себастьян Хаффнер: От Бисмарка к Гитлеру

Молодой американский историк, Давид Каллео, сказал: «Германский Рейх был рожден окруженным». В этом очень много правды, поскольку с самого начала он был окружен другими великими державами. На западе он граничил с Францией и Англией, на юге и юго-востоке с Австро-Венгрией, а на востоке с огромной Российской империей.

Так что с географической точки зрения Германский Рейх был в весьма скверном положении. У него не было свободного пространства, в которое он мог продвигаться — как Англия, Франция; даже Бельгия, Голландия, Испания, Португалия могли двигаться в заморские территории, или как Россия — на восток в азиатские. С другой же стороны Рейх был вдруг теперь великой державой и потому у него тоже был инстинкт великой державы — становиться еще больше. И к тому же еще второе: Рейх некстати был большим. Он был (и это проявилось уже в войнах при его основании) явно сильнее, чем любая другая отдельная европейская великая держава. Но само собой разумеется, что он был слабее, чем коалиция нескольких великих держав или лишь даже всех тех держав, что его окружали. Как раз по этой причине он всегда должен был опасаться таких коалиций. Ведь как раз потому, что например Франция, например Австрия, например Италия и возможно даже Россия ощущали себя слабее, чем Германский Рейх, эти страны склонялись к тому, чтобы искать союзов и вступать в коалиции. И с другой стороны, поскольку они к этому склонялись, то Германский Рейх всегда пытался предотвратить образование таких коалиций, вырвать из них звено, когда он мог это сделать — а именно при необходимости с применением насилия, посредством войны. Не будем забывать: война была в те времена для всех государств ultima ratio[3] Последний довод, решающий довод: последнее средство, крайняя мера (латинский язык). В дипломатии под ultima ratio понимается разрыв дипломатических отношений и, в качестве крайней меры, война. , последним и самым серьёзным средством политики. Из этой ситуации получилось, что немцы — я говорю это еще раз и позже обосную это несколько более основательно — против воли основателя Рейха склонялись к тому, чтобы считать основание Рейха незавершенным делом; ни в коем случае не завершением своей национальной истории, но как трамплин для никогда точно не определявшегося расширения.

Почему собственно немецкое национальное государство, которое в 1871 году было основано в Версале, было наречено именем «Германский Рейх», а не просто «Германия»? Пожалуй, потому, что оно как раз с самого начала было больше (и в то же время меньше), чем национальное государство «Германия». Меньше: потому что ведь оно исключало многих немцев, оно было «малонемецким», национальным государством лишь постольку, поскольку было в силах Пруссии основать его, и насколько оно согласовывалось с прусским господством: немецкий Рейх Пруссии.

Но поскольку титул «Германский Рейх» скрывал это меньшее, он одновременно означал и большее: а именно европейские, наднациональные универсальные притязания средневековой Священной Римской Империи Германской Нации. «Германский Рейх»: это могло означать либо столько Германии, сколько могла владычествовать Пруссия, либо: столько Европы и столько мира, сколько могла завладеть Германия. Первое было интерпретацией Бисмарка, второе — Гитлера. Путь от Бисмарка к Гитлеру — это история Германского Рейха, и одновременно это история его падения.

Потому что в этой истории является зловещим то, что Германский Рейх почти с самого начала, казалось, стремится к своему собственному разрушению. Своим всё большим и все менее поддающимся исчислению разворачиванием силы он создавал мир врагов, о который он разбился — и между которыми в заключение он был разделен. Но с разделением как по мановению волшебной палочки эти враги перестали быть врагами. Из обоих немецких государств, которые с 1949 года заняли место рейха Бисмарка, с самого начала Федеративная Республика на западе, а ГДР на востоке больше не имели врагов. И сегодня мы живем в эпоху, в которой постепенно также растёт позитивный интерес на Востоке к дальнейшему существованию Федеративной Республики, а на западе — к существованию ГДР. Конец обоих этих уже почти сорокалетних немецких государств во всяком случае не предвидится. И как раз это позволяет нам рассматривать эпоху Германского Рейха издалека, как в подзорную трубу — что ранее не представлялось возможным.