Себастьян Хаффнер - От Бисмарка к Гитлеру

Но это всё предполагало, что война и в военном отношении останется тем, чем она собственно должна была быть в соответствии с политико-дипломатической историей её возникновения: восточно-европейской войной между Германией и Австрией с одной стороны, Россией и Сербией с другой. Ход войны, по крайней мере в начальной фазе, должен был бы выглядеть так: спровоцированная убийством в Сараево Австрия нападает на Сербию; Россия приходит на помощь опекаемой ею Сербии тем, что нападает на Австрию; Германия приходит на помощь своему союзнику Австрии тем, что нападает на Россию. Правда, в таком случае она должна считаться с тем, что на Западе Франция придёт на помощь своему союзнику России тем, что она нападёт на Германию. Но тогда на Западе Германия станет объектом нападения, и если она там будет вести себя чисто оборонительно, то она не должна будет непременно считаться с возможностью нападения Англии.

На этом представлении основывался знаменитый «бланко-чек [12] Бланковый чек (подписанный чек, в котором не проставлена сумма). », который Бетманн дал 6-го июля Австрии: если вследствие австрийской акции против Сербии дело должно дойти до войны между Австрией и Россией, то Австрия может быть уверена, «что Его Величество в соответствии с его союзническими обязанностями и его старой дружбой будет верным и останется на стороне Австро-Венгрии».

Странным образом никакими словами не было объяснено подробнее, что конкретно в военном смысле будет означать «останется на стороне Австро-Венгрии». Если буквально, то это собственно должно было означать, что Германия нападёт на Россию, если Россия нападёт на Австрию. Если бы Австрии было прямо сказано, что Германия сначала будет вести себя в отношении России чисто оборонительно, и вместо этого использует австро-российский конфликт как повод для нападения на Францию и Бельгию, то решение о войне и мире в Вене возможно было бы иным, чем оно стало в действительности.

Однако дела обстояли именно так. У германского Генерального штаба был план войны, который в любом случае начинался блицкригом против Франции, где бы ни находился политический центр кризиса, ведущего к войне. И начинался он предварительным проходом войск через нейтральную Бельгию, поскольку германский Генеральный штаб полагал (с военной точки зрения вероятно по праву), что война на сильно укрепленной с обеих сторон немецко-французской границе не предвещала блицкрига. А знаменитый пресловутый «План Шлиффена» состоял в том, чтобы обойти стратегическое сосредоточение и развёртывание французов на их восточной границе через Бельгию, напасть на них с фланга и с тыла, мощным натиском прижать их к швейцарской границе и там уничтожить.

Этот план должен был с самого начала привлечь Англию на сторону врага, потому что у Англии было две причины вмешаться в таком случае. Первая — то, что нельзя было спокойно наблюдать полное лишение силы Франции. Если сфера действия силы Германии, включая побежденную Францию, достигнет пролива Ла-Манш и будет простираться до Атлантики, то Англии будет противостоять континентальная сверхдержава, что было несовместимо с её безопасностью. Кроме того, Бельгия была страной на побережье, лежащей прямо напротив Англии. Кто господствовал на берегу Бельгии, тот угрожал Англии, особенно если речь шла о таком сильном военном флоте, какой возник у Германии при Вильгельме II. Об Антверпене всегда говорили как о пистолете, направленном в сердце Англии: так что англичане не могли примириться с оккупацией Бельгии из чисто географически-стратегических причин. Более того, на этот счёт существовала еще юридическая точка зрения, потому что европейские великие державы, включая Германию, столетиями гарантировали нейтралитет Бельгии. Сильнейший интерес в её нейтралитете был у Англии; она не могла безучастно наблюдать, как будет разрушаться её бельгийский буфер. Таким образом, Бетманн следовал плану начала войны, который уже заранее был выбит у него из рук планированием германского Генерального штаба.

Неразрешимой загадкой остаётся то, что эта проблема ни разу не обсуждалась руководством Германского Рейха до 1 августа 1914 года — дня начала войны. Потому что вне всякого сомнения, что Бетманн, так же как и его предшественник Бюлов, был проинформирован о плане Шлиффена. Как это ни странно, но похоже однако, что он воспринял его не совсем серьёзно и не вычислил его последствий для своих политических хитросплетений. По-видимому, он исходил из того, что военные планы можно будет изменить в последний момент. Что же случилось 1-го августа? Началу войны предшествовала неделя лихорадочной дипломатической деятельности, в которой Англия играла посредническую роль. Из Лондона пришло два предложения. Первое инициировало конференцию послов четырёх не участвующих непосредственно в австрийско-русском конфликте держав — Англии, Германии, Франции и Италии, которые должны были направить Австрии и России совместные предложения. Это предложение было отклонено немцами: они не будут ставить Австрию перед европейским ареопагом. Второе предложение состояло в том, что Германия должна подействовать на Австрию с целью её вступления в прямые переговоры с Россией, чтобы по возможности предотвратить русское вмешательство посредством ограничения австрийских военных целей — к примеру «остановкой в Белграде». Это предложение правительство рейха сначала без комментариев передало в Вену, а позже немного способствовало тому, чтобы все же воспринять его более серьёзно. В конце концов и эту возможность Германия пропустила, не участвуя в ней серьёзно. И таким образом 28-го июля Австрия объявила войну Сербии.