Майкл Фрай - Эдинбург. История города

Почти в самом конце романа Макколл Смит, в разговоре между двумя персонажами, Энгусом Лорди и Доменикой Макдональд, предъявляет обвинение Эдинбургу. Они обсуждают злое, враждебное стихотворение Рутвена Тодда. Энгус говорит:

— Эдинбург крупной буржуазии… раньше был именно таким. Хрупким. Эксклюзивным. Замкнутым на себя. И наделенным сильнейшим снобизмом.

— И по-прежнему таким остается, — тихо произнесла Доменика. — В свои самые худшие мгновения.

— Но намного лучше, чем раньше, — возразил Энгус Лорди. — Нынче очень редко видишь у людей настоящее, холодное, эдинбургское отношение. Высокомерие сломлено. Они просто не могут сохранить его безнаказанно. Мерзкое неодобрение всего, что двигается, — оно исчезло.

Доменику Энгус, похоже, не вполне убедил.

— Не уверена, — сказала она. — Что отличает Эдинбург от других городов на этих островах? А он, знаешь ли, отличается. Я думаю, в нем по-прежнему есть определенная надменность, интеллектуальная сварливость…

Энгус Лорди улыбнулся.

— Но Доменике все это нравится, — протянул он с озорной усмешкой. — Она, знаете ли, чуточку Джин Броди. [459] A. McCall Smith. 44 Scotland Street (Edinburgh, 2005), 321.

На противоположном конце социальной лестницы находится Эдинбург Ирвина Уэлша из романа «На игле» (1993) — город наркоманов, город юнцов, пристрастившихся к героину (среди прочей «дури»). От некоторых эпизодов в этом рыхлом произведении просто тошнит, но одна особенность все перевешивает — его лингвистическое богатство. Уэлш — новатор в области шотландского языка. Традиция, установленная романами сэра Вальтера Скотта, которой следовали почти все местные авторы, состоит в следующем: диалог может быть разукрашен шотландским диалектом, но повествование должно вестись на английском; единственным крупным исключением является рассказ Роберта Луиса Стивенсона, полностью написанный по-шотландски, — «Окаянная Дженет». Уэлш нарушает эту традицию. Он употребляет шотландский не постоянно, но по большей части, как в диалогах, так и в нарративе. Это шотландский, который раньше не появлялся в печати, современный народный язык рабочего Эдинбурга, простой, жаргонный диалект, наверное, вульгарный на вкус пуристов из Шотландского языкового общества.

Действие романа «На игле» происходит в конце 1980-х, в эпоху распространения ВИЧ, и большей частью в Лейте до облагораживания последнего. В ту пору немногие туристы отваживались туда зайти, а если заходили, то всеми силами рвались убраться целыми, на такси со стоянки в начале Лейт-уок. Вот тут-то Уэлш и рисует сцену, когда его персонажи начинают страдать от абстиненции:

На остановке на Лейт-уок не было ни одного такси. А когда не надо — сколько угодно. Вроде бы только август, а у меня аж яйца задубели. Ломки ещё не начались, но они уже, бля, в пути, будь уверен… Таксисты, бля. Суки загребущие… — бессвязно, задыхающимся голосом ворчал Дохлый. Когда он вытягивал шею, чтобы лучше разглядеть Лейт-уок, его глаза выпучивались, а сухожилия напрягались.

В конце концов подъехало такси. Несколько чуваков в «болониях» и куртках на молнии стояли здесь еще до нас. Не думаю, что Дохлый их заметил. Он кинулся на середину улицы, вопя: ТАКСИ!.. [460] I. Welsh. Trainspotting (London, 1993), 4: перепечатано с разрешения The Random House Group Ltd. [Перевод В. Нугатова. — Прим. перев. ]

Романы Иэна Рэнкина охватывают весь социальный спектр Эдинбурга и все же из-за сюжетов тяготеют к «нижнему краю». Их герой, инспектор-детектив Джон Ребус, внешне не очень интересный человек, даже если встретить такого в его любимом баре «Оксфорд». Помимо работы, его мало что интересует — покурить, выпить и угрюмо поглядеть на мир: все эти пороки довольно типичны для Эдинбурга. Ребус искупает эти недостатки тем, что ухитряется в конечном счете и на свой лад раскрывать преступления и побеждать, хотя бы на некоторое время, даже если сам при этом остается в проигрыше. Многие читатели отождествляют себя с таким героем, причем не только проживающие в его родном городе.

Жизненно важно, что действие происходит именно в Эдинбурге. Ничего похожего на эти романы не могло быть написано в середине XX века, потому что на город и на всю Шотландию тогда махнули рукой. Ныне же в Эдинбург вернулись краски и движение, лишний раз оттеняя цинизм и усталость Ребуса, человека прежней эпохи, зачастую на дух не переносящего современность.

Уэлш увлек нас в Лейт, так давайте посмотрим, как, в свою очередь, обрисовывает этот район Рэнкин. Налицо прогресс. В романе «Пусть кровоточит» (1995): «Лейт все еще сохранял прежнее, единственное в своем роде обаяние: он был по-прежнему чуть ли не единственной частью города, где можно днем увидеть проституток, мерзнущих в коротких юбках и открытых жакетах. Ребус по Бернард-стрит прошел мимо нескольких, готовых торговать собой: юрк в машину — и уже в тепле и уюте». Коль скоро мы переходим к «Вопросу крови» (2003), тут Лейт уже не вечный и неизменный, а «всегда на грани какого-то возрождения. Когда склады превращали в „шикарные квартиры“, или открывали комплекс кинотеатров, или стояла у причала открытая для посещения туристов устаревшая яхта королевы, всегда шли разговоры о „восстановлении“ порта. Но… этот район никогда не менялся: все тот же прежний Лейт, все те же прежние лейтяги». Всего через год, в романе «Рядом с мясным рынком» (2004), перемены признаны свершившимися: «Лейт, некогда процветающий корабельный порт, с характером, отличным от характера города, в последние несколько десятилетий пережил тяжелые времена: упадок промышленности, потом культура наркотиков, проституция. Одни его части подверглись перестройке, другие прихорошились. Понаехали приезжие и не желали видеть прежний, грязный Лейт». [461] Rankin. Let it Bleed (London, 1995), 113; A Question of Blood (London, 2003), 290; Fleshmarket Close (London, 2004), 69.