Томас Эсбридж - Крестовые походы. Войны Средневековья за Святую землю

Второй путь к спасению, выбранный Фульком Нерра, — это паломничество, и, принимая во внимание его многочисленные путешествия в Иерусалим, он явно считал эту форму искупительного акта самой эффективной — позднее он писал, что очищающая сила полученного им опыта оставила его в «приподнятом настроении и ликовании». Латинские паломники часто путешествовали в менее удаленные регионы, такие как Рим и Сантьяго-де-Компостела (северо-восток Испании), и даже к местным святыням. Но Святой город считался самым высокочтимым. Все же по святости Иерусалим не имел себе равных, и в Средние века этот город обычно помещали в самый центр карт мира. Все это напрямую повлияло на восторженную реакцию народа на призыв к Крестовому походу, ведь священная война представлялась формой вооруженного паломничества, имеющего своей конечной целью Иерусалим. [9]

Начиная Крестовые походы, папство стремилось завербовать в ряды крестоносцев представителей разных социальных групп, но наиболее интересной была одна — рыцари латинской Европы. Этот военный класс в начале XI века находился еще на ранней стадии развития. Фундаментальной характеристикой средневекового рыцарства была способность сражаться верхом на коне. [10]Рыцаря обычно сопровождали четыре-пять человек, которые выступали в роли слуг, заботясь о конях, оружии и удобствах господина, но они также могли воевать в пешем строю. Когда Крестовые походы начались, эти люди не были членами постоянной армии. Большинство рыцарей были воинами, но также сеньорами или вассалами, землевладельцами и фермерами, которые могли уделять войне не больше нескольких месяцев в году, но и тогда сражались не в хорошо обученных «сыгранных» командах.

В Европе XI века обычные формы военных действий, знакомые всем рыцарям, включали набеги на короткие дистанции, небольшие стычки между мелкими отрядами, обычно превращавшиеся в хаотичные ближние бои, и осады укрепленных замков. Лишь очень немногие латинские солдаты имели опыт масштабных генеральных сражений, поскольку такая форма конфликта была в высшей степени непредсказуемой, и потому ее всячески старались избегать. И практически никто никогда не участвовал в длительных кампаниях с передвижением на большие расстояния, которыми, собственно, и были Крестовые походы. В качестве таковых священные войны на Востоке потребовали от воинов латинского христианства приспособления и усовершенствования своих боевых навыков. [11]

До начала проповедования Первого крестового похода большинство латинских рыцарей считали акты кровопролития изначально греховными, однако они уже были знакомы с идеей о том, что в глазах Господа некоторые формы военных действий могут быть оправданны. Кроме того, папство могло санкционировать насилие.

На первый взгляд христианство представляется мирной верой. В Евангелиях Нового Завета приводится много записей, когда Иисус, кажется, отвергает или запрещает насилие: от предостережения, что тот, кто живет насилием, умрет насильственной смертью, до призыва подставить вторую щеку в ответ на удар. Ветхий Завет также предлагает ясное руководство в вопросе о насилии — достаточно упомянуть заповедь «Не убий». Однако в ходе первого тысячелетия н. э. христианские теологи, размышляя о союзе между верой и военной империей Рима, усомнились, действительно ли Священное Писание так решительно отвергает войну. Ветхий Завет определенно допускает двоякое толкование, поскольку, описывая отчаянную борьбу древних евреев за выживание, он говорит о серии священных войн, санкционированных Богом. Значит, можно предположить, что при определенных обстоятельствах даже война, начатая ради мести, или агрессивная война, может считаться допустимой. В Новом Завете Иисус говорил, что принес не мир, но меч, и кнутом изгонял ростовщиков из храма.

Самым влиятельным раннехристианским мыслителем, бившимся над этим вопросом, был североафриканский епископ святой Августин из Гиппона (354–430). Его труды стали фундаментом, на котором папство впоследствии выстроило идею Крестовых походов. Святой Августин доказывал, что война может быть и законной, и оправданной, если ведется при строгих условиях. Его сложные теории впоследствии подверглись значительному упрощению, и были сформулированы три предпосылки праведной войны: объявление ее «законной властью», такой как король или епископ; «благочестивая причина», такая как защита от вражеской атаки или возврат утраченной территории; и ведение войны с «правильными намерениями», то есть с минимально возможным насилием. Эти три принципа укрепили идеал крестоносного движения, но все же не благословляли войну.