А 26 мая, в день убийства, Володин зашел к Шаповала, и они вместе отправились к пекарни купить хлеба. Было послеобеденное время, и уже в пекарне Шаповал узнал, что застрелили какого-то известного "русского генерала", которых тогда в Париже было очень много. На эту весть, как утверждает генерал, Володин отреагировал немедленно: "Это, наверное, убили Петлюру," – и замолчал, поняв, что выдал себя.
В конце июля 1926 года Николая Шаповала вызван к следователю, которому он сразу выложил весь каскад своих показаний. Кроме того, генерал сообщил, что неоднократно замечал подозрительных людей, которые крутились вокруг Петлюры.
"Это были заговорщики, заговорщики",- настойчиво твердил свидетель. Но поскольку он был политическим оппонентом, более того – противником Петлюры, то не поделился своими подозрениями непосредственно с бывшим главным атаманом, а за две-три недели до убийства известил его о своих сомнениях через Норича Карбовского.
Позже и профессор Нейман, доверившись Шаповалова, рассказал, что Володин сообщил ему и ево жене об убийстве вечером того же дня, когда оно произошло. Таким образом, суммировали на суде адвокаты Петлюры, несколько человек услышали о смерти Симона Васильевича от Володина.
"Но это еще ничего не доказывает- вмешался адвокат обвиняемого Торрес. – От любого салонного болтуна или мальчика, который продает свежие газеты, в тот же день узнало об убийстве Петлюры значительно больше людей, чем четверо человек.
И потом знание сведений о убийства, даже знание абсолютно всех модных сплетен Парижа, еще отнюдь не свидетельствует о малейшую причастность человека к совершенному преступлению…".
ДРУГИЕ СВИДЕТЕЛИ И СТРАТЕГИЯ АДВОКАТА ТОРРЕСА
23 марта 1927 года парижская судебная палата – высший суд столицы Франции – вызвал на заседание в качестве свидетелей Добковского, Володина и Шаповала, где им был устроен перекрестный допрос и перекрестный допрос вместе с Шварцбартом.
Элий Добковский – тоже эмигрант – заявил в суде, что накануне убийства Володин и Шварцбарт вместе обедали. Свидетельство о своем знакомстве с убийцей Володин под присягой возразил.
В конце перекрестного допроса, о чем можно узнать из стенограммы судебного заседания, Володин все же признался, что был немного знаком с Шварцбартом и в последнее время заходил к нему почти каждый день, потому что выбирал себе часы, но не знал его фамилии.
Сам Шварцбарт держался спокойно. Он показал, что Володин посетил его всего два-три, ну, может, четыре раза, последний раз – около десяти дней до убийства, а разговор продавца и покупателя отнюдь не может считаться знакомством.
Прокурор сделал попытку опровергнуть показания Володина о том, что он не знал фамилии Шварцбарта,- ведь обвиняемый был владельцем магазина часов и в своей округе был достаточно известен. К тому же Володин заходил в лавку неоднократно.
И снова адвокат Торрес среагировал молниеносно. Он спросил судью, тот знает мастера-часовщика, в которого постоянно и он, и вся его семья покупают, ремонтируют и обслуживают свои часы. Судья ответил утвердительно: "Конечно, знаю!" – "А как его фамилия, ваша честь?" – поинтересовался Торрес. Растерянное молчание.
Чем и воспользовался Торрес, набросившись на прокурора. "Девяносто девять процентов парижан,- сказал он,- ежедневно здороваясь, не знают фамилий своих дворников, зеленщиков, молочников, консьержек, часовщиков".
Тем временем адвокаты потерпевшей стороны не складывали оружия. Через несколько дней на процессе было предъявлено еще один весомый довод, который, по мнению Цезаря Кампенси, должен был засвидетельствовать, что Шварцбарт опять же не одинокий мститель за свою уничтоженную семью, а террорист, который имеет сообщников. Это было письмо Шварцбарта к жене, отправленное городской пневматической почтой.
На конверте почтовый чиновник поставил штемпель "14.35", то есть прошло не меньше двадцати минут после убийства. Но Шварцбарт, вспомним, застрелил Петлюру между 14.10 и 14.15, а в 14.15 уже был арестован полицией. Это письмо было отправлено из почтового бюро возле отеля де Виль. Таким образом, письмо мог отправить только сообщник. "Этим сообщником и был Володин",- торжествовал Кампенси.
Шварцбарт упорно отмалчивался. Доказательство вроде неопровержимо!
В свою очередь, его защитник, пытаясь подорвать доверие к последнего показания, прочитал суда целую лекцию о почтовые ошибки, потом раскритиковал парижскую пневматическую почту и предъявил суду… свой собственный паспорт с ошибочно проштемпельованою датой, где стоял 1936 год вместо 1926-го. То есть истолковал время отправления на конверте как обычную ошибку почтового чиновника.
Читать дальше